— Потом, — продолжала она, — когда тебе было тринадцать лет, мы отправились на пикник. После еды мы стали дурачиться, и ты дотронулся до моей ноги под платьем. Я заорала на тебя, но ты сделал вид, что это вышло случайно. Однако через неделю ты проделал это снова, и я не разговаривала с тобой целых две недели.
— Если бы теперь мне так же не везло, — вздохнул Гарри. — Однако тебе вскоре потребовалось большее.
— Потом ты стал ходить в школу в Хартлпул, и мы виделись редко. Зима тянулась очень долго. Но следующее лето было счастливым — во всяком случае для нас. В один из дней мы сняли в Кримдоне палатку на берегу и отправились туда купаться. Потом уже, в палатке, якобы вытирая мне спину, ты прикоснулся ко мне.
— А ты ко мне, — напомнил он.
— И ты попросил меня лечь рядом с тобой.
— Но ты отказалась.
— Да, но это произошло следующим летом. Гарри, мне не было тогда и пятнадцати лет. Это было ужасно!
— Ну, это было не так уж и плохо, насколько я помню, — усмехнулся Гарри. — А ты помнишь тот, первый раз?
— Конечно, помню!
— Какой ужас! — печально усмехнулся он. — Это было похоже на попытку открыть замок кусочком мокрой промокашки.
Она не улыбнулась в ответ.
— Тем не менее ты очень быстро справился с задачей. Я всегда удивлялась, где ты мог этому научиться. Я думала, что, наверное, кто-то другой показал тебе, что и как следует делать.
Улыбка мгновенно сползла с лица Гарри.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил он.
— Ну, я, конечно, имела в виду другую девушку. — Ее поразила резкая перемена его настроения. — А ты о чем подумал?
— Другая девушка? — Он еще некоторое время продолжал хмуриться, затем на лице его появилась слабая улыбка. Он улыбался все шире и наконец весело и безудержно захохотал. — Другая девушка! Это в том возрасте?
Бренда с облегчением тоже засмеялась.
— Ну и потешный же ты, — сквозь смех произнесла она.
— Ты знаешь, — ответил он, — такое впечатление, мне всю жизнь все вокруг говорят одно и то же — что я смешной. Уверяю тебя, это вовсе не так. Бог мой, иногда мне так хочется быть веселым, научиться смеяться.” Но у меня на это нет времени, никогда не было времени. У тебя не возникало ощущения, что если ты сейчас не рассмеешься, то просто завоешь? Уверяю тебя, именно такое чувство испытываю я.
Она покачала головой.
— Иногда мне кажется, что я никогда не смогу понять тебя. А иногда я думаю, что ты сам этого не хочешь. — Она вздохнула. — Было бы хорошо, если бы ты хотел этого так же, как хочу я.
Он встал, затем поставил ее на ноги и поцеловал в лоб. Так он поступал, когда хотел переменить тему разговора.
— Пойдем. Пройдем пешком по берегу до Хартлпула, а там ты сядешь в автобус до Хардена.
— Пешком до Хартлпула? Да мы будем идти целый день!
— Мы выпьем по чашечке кофе на берегу в Кримдоне, — ответил он. — Мы можем искупаться чуть дальше на песчаном пляже. А потом пойдем ко мне, и ты побудешь у меня до вечера, если хочешь и если у тебя нет других планов.
— Ты же знаешь, что нет, прекрасно знаешь, но...
— Но?..
Неожиданно ей стало не по себе, и она почувствовала беспокойство:
— Гарри, что с нами будет дальше?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты любишь меня?
— Думаю, что да.
— Но разве ты еще не знаешь? Я же знаю, что люблю тебя!
Они направились по берегу вдоль дюн, постепенно переходящих в участки мокрого песка в тех местах, где море отступало. В море купались люди, но их было немного. Пляжи были загрязнены отходами угольных шахт, расположенных к северу. Эта проблема за последние четверть века становилась все более актуальной. Черные вагонетки, словно жуки-амфибии, ездили вдоль кромки воды, и люди складывали в них выброшенные морем куски угля, похожие на самородки черного золота. В нескольких милях к югу было почище, но и там обломки угольной породы и шлака уродовали белоснежные песчаные пляжи. Еще южнее ущерб, нанесенный побережью, был значительно меньше, и, поскольку шахты вокруг практически исчерпали свои запасы, природа вскоре должна была взять свое. И все-таки пройдет немало времени, прежде чем пляжи вновь обретут прежнюю красоту. А может быть, это не случится никогда.
— Да, — ответил наконец Гарри. — Думаю, я люблю тебя, то есть я хочу сказать, что знаю это. Просто у меня забита голова. Ты, наверное, считаешь, что я недостаточно ясно выражаю свою любовь? Понимаешь, я просто не знаю, что ты хочешь от меня услышать. А может быть, у меня не хватает времени, чтобы подумать о том, что я должен сказать.
Она взяла его под руку и прижалась к нему сильнее.
— Нет-нет, тебе вовсе не нужно что-то говорить. Но я очень не хочу, чтобы наши отношения прекратились...
— А почему мы должны их прекращать?
— Не знаю, но меня почему-то это очень беспокоит. Такое впечатление, у нас нет будущего. Мои родители тоже беспокоятся...
— Понимаю, — он мрачно кивнул. — Ты говоришь о свадьбе?
— Да нет, не совсем, — вздохнула она. — Я же знаю, как ты к этому относишься, — ты все время твердишь, что о свадьбе думать еще рано, что мы очень молоды. Я с тобой полностью согласна. Думаю, мои родители тоже. Я знаю, ты предпочитаешь ни от кого не зависить, и ты совершенно прав: мы еще очень молоды.
— Ты всегда так говоришь, — ответил он. — Но тем не менее мы постоянно возвращаемся к этому вопросу.
Бренда казалась подавленной.
— Ну... понимаешь... все дело в твоем поведении... я никогда не знаю, что будет дальше. Если бы ты хоть рассказал мне о том, что тебя так занимает. Я же вижу, что что-то есть, но ты никогда не говоришь об этом.
Он хотел было что-то сказать, но потом передумал. Бренда затаила дыхание, однако, когда стало ясно, что он ничего не скажет, глубоко вздохнула и решила действовать методом исключения.
— Я знаю, дело здесь не в том, что ты пишешь, потому что ты был таким задолго до того, как начал писать. Сколько я тебя помню, ты всегда был таким. Разве что...
— Бренда! — Гарри остановился, схватил ее в объятия и крепко прижал к себе. Казалось, он сейчас задохнется. Он не мог произнести ни слова. Бренда испугалась.
— Гарри! В чем дело?
Он сглотнул, набрал в легкие воздуха, восстановив дыхание, и пошел дальше. Догнав, Бренда снова взяла его под руку.
— Гарри?
Не глядя на нее он ответил:
— Бренда, мне... мне необходимо поговорить с тобой.
— Но именно этого я и хочу! Он снова остановился, обнял ее и стал смотреть на море.
— Дело в том, что речь пойдет о не совсем обычных вещах...
