– Часов через восемь будете плясать, можете быть уверены… – И обратился к другим: – Так, кто из вас имеет лёгкие ранения? Будем лечить. Для меня лёгкие – это когда руки и ноги на месте… Не молчим, отзываемся.
– Лучше, наверное, я покажу и объясню, где какой командир или боец лежит и какие у них ранения, – предложил хирург.
– Идёт, время тратить на диагностику не буду, – кивнул я. – У вас тут и тяжёлые есть, я их подлечу, чтобы Богу душу не отдали до нашего возвращения со складов.
Шли по вагонам мы недолго, мне быстро надоело смотреть на раненых, что с такой надеждой провожали нас взглядами, – слухи о лейтенанте-танкисте мгновенно расползлись, почти все ходячие раненые видели это действие из окон, а много ли надо раненым, чтобы поверить в магию? Когда пуля в животе или ожег вполтела, волей-неволей хочется верить в такое спасение.
Во втором же вагоне – тут были простые бойцы и младший комсостав – я махнул рукой и велел Игорю:
– Вытаскивайте всех, у кого руки ноги целы, из вагона, скопом лечить будем. Если поодиночке, я тут на полдня застряну. Время к вечеру подходит, а мне через полчаса на складе нужно быть.
– Сделаем, – кивнул тот, – но…
Просьбу хирурга я выполнил и поднял на ноги три десятка раненых, которых можно назвать легкоранеными, не девушкам же носилки вытаскивать наружу, хотя до этого в основном они этим и занимались. Пусть мужики поработают.
Пока вылеченные мной раненые с изумлением двигали исцелёнными конечностями или телами и между ними бегал Игорь, проверяя их состояние, я на выходе из вагона столкнулся с Лютовой.
– Скажите, – прямо спросила она, серьёзно взглянув мне в глаза, – если бы вы не получили что хотели, вы так и ушли бы, никого не вылечив?
Почесав затылок, я честно ответил:
– Да лечил бы, почему нет. Только представьте себе: то, что вы наблюдали с тем лейтенантом, произошло бы со многими тяжелоранеными… Что бы вы делали?
– Да-а, – протянула военврач, зябко передёрнув плечами, и честно ответила: – Хреново было бы.
– Какой, однако, ёмкий ответ, ну да ладно. Я там ещё три десятка поднял: трёх командиров, остальные солдаты. Сейчас они примут как данность, что уже здоровы, и помогут вам вынести всех раненых на эту насыпь, и я вылечу их одним заклинанием. Не хочу возиться со множеством, это долго и муторно.
Спрыгнув на примятую сапогами траву, я мельком посмотрел на десяток самолётов, шедших над нами куда-то в сторону отступающих советских войск, и услышал новый вопрос:
– А этими заклинаниями только вы можете пользоваться?
Лютова, видимо, давно его прокручивала в голове, потому что выдала его быстрой тирадой, показывая свой явный интерес к этой информации.
– Да любой может, – пожал я плечами. – Я же, можно сказать, маг-универсал, хотя, конечно, по основной специальности боевик, но и артефактчик. А специальные амулеты, которые могут использовать обычные люди, делать, в принципе, не так и сложно.
– Их действие можно продемонстрировать? – тут же заинтересовалась та.
– Можно.
– А сколько такой амулет стоит? – задала правильный вопрос военврач.
Осмотрев её с головы до ног – она несколько нервно переступила с ноги на ногу, – я на секунду задумался и переспросил:
– А что у вас есть?
– Ну-у… – протянула Лютова и задумалась.
Я подсказал:
– Для магов наивысшей ценностью являются драгоценные камни. Самые обычные, природные. Не искусственные, драгоценные.
– Есть! – обрадованно подскочила она. Развязав пояс халата, достала из нагрудного кармана портмоне, а из него – золотое колечко с камешком.
С сомнением на неё посмотрев – кольцо явно было дорого женщине, – я вздохнул и, варварски выдрав из кольца небольшой брилиант, осмотрел его, проверил и убрал в карман.
– Что вы хотите?
– А что у вас есть? – задала она мой же вопрос.
Почувствовав, что меня сейчас будут грабить, я улыбнулся:
– У меня около сорока амулетов и артефактов медицинской направленности, но только шесть из них могут использовать люди без дара, там встроенная система управления.
– Хотелось бы их осмотреть и испытать.
Пока разговаривали, мы отошли в сторону и не мешали трём десяткам бывших раненых, которые частично привели себя в порядок, у многих форма была повреждена, поэтому бегали в галифе и с обнажённым торсом, ну, или наоборот. Один из командиров, оказавшийся подполковником-танкистом, – у него были обширные ожоги на спине и вытекший от жара глаз, – сейчас восстановленный, общался с лейтенантом, и, судя по тому, как тот тянулся, подполковник – его непосредственный командир. Да и я узнал случайно, что раненые – в основном танкисты и мотострелки, пехоты было мало, но встречались, как и артиллеристы, пограничники и даже один военный моряк. Откуда он тут взялся?
Сам лейтенант сначала сверкал обнажённым телом, его это мало волновало, он ещё не пришёл в себя, но он смущал девушек-медичек, поэтому по приказу Лютовой ему принесли старые застиранные кальсоны. А чуть позже Ветров уже по моему приказу достал из танка комбинезон, сапоги и пояс с кобурой, так что летёха, споров немецкие нашивки, среди бывших раненых смотрелся подтянутым орлом. Подполковник тоже был только в кальсонах, поэтому я разрешил использовать из танка всё, что в нём находилось, да и саму технику забирать. Даже из баула достал сапоги и вооружение, прихваченное с места моей первой встречи с нациками. Пригодилось – хоть вооружённую охрану выставили и выслали дозоры в разные стороны.
Достав из баула большой платок, я расстелил его на траве. Многие девушки, что бегали по своим делам, глаза не могли отвести от такой роскоши. Ещё бы, работа мага-портного, сияние красивых узоров и линий так и бросалось в глаза, даже военврач замерла в восхищении. Я выложил на него шесть амулетов и артефактов и, беря в руку по одному, стал пояснять, для чего каждый предназначен, а Лютова, зарисовывая образец магического конструирования, записывала пояснения по применению.
– Заколебали тут летать, голова уже болит от гула. – Подскочив, я посмотрел на завывающих моторами в небе немецких бомбардировщиков и, подняв руку, выпустил шесть самонаводящихся фаерболов, по числу аппаратов, что пролетали над нами.
Ровно через семнадцать секунд все шесть германских машин рассыпались в воздухе огненными искрами, перестав существовать вместе с экипажами. Фугасные самонаводящиеся фаерболы – это сила.
Естественно, особо самолёты мне не мешали, я играл на публику, а то раненых уже всех вынесли, и большая часть тех, что я уже восстановил, топтались неподалёку, наблюдая, как мы негромко общаемся с главврачом. Та после моих пояснений, как и говорила, пожелала провести испытания и под моим присмотром провела комплексную диагностику восьми раненым, и шестерых из них вылечила, причём у одного были серьёзно обожжены ноги. Не танкист это был, водитель топливозаправщика. Ну а я, «выведенный из себя» шумами в небе, ликвидировал ближайшую группу люфтваффе, чтобы не мешала нам общаться.
