Когда я наконец перезваниваю, в голосе отца слышится искреннее облегчение. Он спрашивает меня, где я был, и я сообщаю, что Максвелл Арбус мертв. Я решил, что это все, что он должен знать.
Сразу же – нетерпеливо – он спрашивает, разрушено ли проклятие.
Я отвечаю – нет. Я молча надеюсь, что он все-таки найдет способ меня любить.
Я не могу сразу вернуться к Элизабет. Не хочу, чтобы она увидела мою ранимую потребность в ней, мою незащищенную нужду.
Я звоню Лори и узнаю, что он в квартире Шона. Я извиняюсь, что помешал, но он уверяет, что я ему не мешаю. Он спрашивает, все ли в порядке с Элизабет. Я объясняю ему, что ненадолго зашел домой. Лори говорит, что сейчас спустится, и я не пытаюсь убедить его остаться с Шоном. Мне надо поговорить, хотя я и не уверен, что именно хочу сказать.
Мы не поднимаемся на крышу. Возможно, мы больше никогда туда не поднимемся. Лори ложится на пол у меня в гостиной лицом к потолку. Я располагаюсь рядом и тоже смотрю вверх. Я специально шумно дышу, чтобы Лори точно знал, где я.
– Шон мне нравится, – говорит Лори. – Но теперь все немного иначе. Шанс, что он узнает меня получше – что он будет хорошо меня знать, – потерян. Я подумывал о том, чтобы рассказать ему, что произошло в Миннесоте. Но об этом? Только мы будем знать всю правду об этом, верно?
– Да, – соглашаюсь я. – Что бы ни случилось, это наше.
Он поворачивается ко мне и говорит:
– Обещай мне кое-что.
– Что?
– Обещай мне, что мы не перестанем общаться. Когда со мной в последний раз случилось несчастье, я пережил его в одиночестве. Я не хочу, чтобы это когда-либо повторилось.
Я смотрю прямо ему в глаза.
– Мы никогда не перестанем общаться, – обещаю я.
Хотя он и не может меня видеть, похоже, что он видит меня. Похоже, что он прекрасно меня видит.
– Хорошо, – кивает он.
Врачи не понимают, что происходит с Элизабет, а вот Милли знает. Хотя это и пугает ее, она все еще видит присутствие Арбуса в Элизабет, последние завитки темного проклятия, впившиеся в нее в таких местах, которые не имеют отношения ни к крови или коже, ни к мускулам или костям.
– Это пройдет? – спрашиваю я. Элизабет, к счастью, спит, и Милли не должна делать вид, что все в порядке.
– Со временем, думаю, да, – отвечает она. Но в ее ответе слышится неуверенность. – Чудо, что она вообще выжила. Но раз ты остаешься невидимым, это означает, что та сила Арбуса, которую Элизабет вобрала в себя, никуда не исчезла, хотя он и умер. В сущности, мы рассчитываем на то, что ее магическая иммунная система расщепит то, что она впитала, – мы надеемся, что Элизабет достаточно укрепила сопротивляемость своего организма, чтобы бороться с этим. Особенно учитывая, что она молода и от природы могущественна. Больше, чем многие другие.
– Но прецедента нет? – спрашиваю я. – Ничего подобного никогда не происходило с вами или другой искательницей?
Милли качает головой.
– Ни с кем, о ком я знаю. Ни с кем, кто остался жив.
– И вы ничего не можете с этим поделать?
– Я это вижу. И только.
– Значит, она будет жить с этим внутри?
– Да. Ее тело придет в себя после шока. Но это будет в нем, пока не исчезнет. Но когда это произойдет, мне неведомо.
Доктора считают, что Элизабет быстро идет на поправку. Но мы с Милли знаем, что происходит на самом деле. И я подозреваю, что Элизабет тоже это знает.
Я смотрю, как она спит в больничной койке. Она в синяках. Ее волосы лоснящиеся, влажные. Под глазами у нее темные пятна, а на шее пятна. Иногда ее дыхание вырывается сгустками. Из уголка рта тянется слюна.
Я никогда не любил ее больше, чем сейчас.
Элизабет чувствует себя достаточно хорошо, чтобы покинуть больницу.
Я сопровождаю Лори и их маму, которые должны отвезти ее домой на коляске. Это требование Элизабет: если ей придется ехать домой в инвалидном кресле (доктора беспокоятся, что она слишком ослаблена, слишком истощена), ее не должны везти в такси или на машине скорой помощи. Она хочет снова быть на воздухе. Хочет видеть город, который спасла. Хочет, чтобы я был рядом с ней, – невидимый участник парада в честь возвращения домой.
Сегодня прекрасный летний день. Хотя город все еще переживает страхи, запущенные «терактом» Арбуса, погода положительно влияет на ход мыслей, потому что все мы лелеем врожденную иллюзию, что ничего плохого не может случиться в прекрасный летний день.
Элизабет улыбается в лучах солнца.
Сделать так, чтобы мать Элизабет хоть ненадолго отлучилась, непросто, но спустя несколько часов после величественного возвращения Лори умудряется уговорить ее пойти с ним за продуктами, оставив нас с Элизабет вдвоем.
– Как ты? – спрашиваю я ее. – Тебе что-нибудь нужно?
Она сидит на диване. Хлопает рукой по дивану рядом с собой.
– Иди сюда, – говорит она.
Я делаю мое плечо твердым, чтобы она могла на него облокотиться.
– Я так и не помню большую часть происшедшего, – говорит она мне. – Интересно, вспомню ли я это когда-нибудь, или все утрачено навсегда.
– Тебе и не надо это помнить.
– Но я хочу вспомнить. Мне не нравится, что в моем прошлом образовалась лакуна.
– Ты была храброй.
– Я не об этом прошу.
– Ты была потрясающей.
– Прекрати.
– Ты была сильной.
– Но недостаточно сильной.
– Конечно, недостаточно сильной. Его ведь больше нет, верно? Ты сделала то, что должна была сделать.
Усталая, она закрывает глаза.
– Все кончено, – говорю я ей. – Теперь мы воз вращаемся к нормальной жизни.
У нее вырывается то ли смех, то ли вздох.
– У тебя очень странное представление о том, что нормально.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Через несколько недель вы с Лори пойдете в школу. Я останусь дома и буду ждать вашего возвращения. Для других людей такая жизнь не нормальна, но для нас она будет нормальной. Только это имеет значение. Пусть для других это не нормально. Зато нормально для нас.
Рука Элизабет находит мою руку. Стискивает ее.
– Ты прав, – соглашается она. – Так и будет. Только все это еще не кончено. Мне по-прежнему предстоит многое, многое узнать.
– Так же, как и нам всем. И мы это узнаем.
Она кивает, и я вижу, что ей пора отдохнуть.
Я целую ее перед недолгим расставанием.
– Мы в безопасности, – говорю я ей. – И это главное.
– Да, – соглашается она. – Мы в безопасности.
