Я знаю, что она любила меня. Но я также знаю, что ее любовь требовала усилий. Многих и многих усилий.
Она рассказывала мне, что все мои дедушки и бабушки умерли. Вместо того чтобы выдумать для меня новых дедушек и бабушек, она попросту избегала этой темы.
– С тобой все в порядке?
Элизабет, а не мой отец, задает мне этот вопрос. Но все ждут моего ответа.
– Я не знаю, кто я, – отвечаю я. – Понятия не имею.
Папа отходит от меня. Потом оборачивается, чтобы закончить рассказ.
– Мы пытались найти твоего деда, – говорит он. – После твоего рождения. Мама отправилась ту да, где оставила его, но старика уже и след простыл. Он тоже не оставлял следов. Мы наняли детективов. Они сказали: такое впечатление, что его никогда не существовало. Потом твоя мама постаралась найти других людей, насылающих проклятия, чтобы убедиться, нет ли какого-то противоядия, хоть какого-то способа положить этому конец. Но мы так и не нашли ни одного из таких людей. Только какие-то психи в Интернете, в том числе один или два, которые пытались водить нас за нос месяцами и даже годами. Ничего не получалось. Твой дед был ключом ко всему, но мы его потеряли.
– То есть, по-вашему, дело в этом? – спрашиваю я. – Именно это нужно для того, чтобы снять проклятие?
– Да, – отвечает отец. – Чтобы снять проклятие, нужно найти человека, которого найти невозможно.
Глава двенадцатая
Когда мне было двенадцать и моя семья еще не распалась, мы совершали нашу ежегодную поездку на ярмарку штата Миннесота. Лори побился со мной об заклад, смогу ли я выдержать три поездки на вертикальной карусели, сидя с ним спиной к спине. Мама пыталась убедить меня, что мало геройства в том, чтобы исторгать из себя непереваренные куски сыра, но я не могла проигнорировать вызов, брошенный мне младшим братом.
И я это сделала. Меня не стошнило, но ощущение было такое, что мир кружился вокруг меня, по крайней мере, еще целый час.
У меня и сейчас такое ощущение: я утратила равновесие, а земля снова и снова уходит у меня из-под ног.
Никто не говорит ни слова. Отец Стивена откашливается, встает и выходит. Никто не пытается его остановить.
– Ох… ничего себе, – выдыхает Лори, не в силах больше выносить тяжести молчания. – Вот это да…
Стивен опускает голову на руки, а у меня вырывается неуверенный вздох. Глаза Лори встречаются с моими, и я осознаю: он понимает, что происходит со Стивеном, это скручивающее его ощущение горя, потому что оно отражается и на моем лице.
– Не надо, – говорит Лори. – Не надо психовать.
Стивен по-прежнему молчит. Я обвиваю его руками, упираюсь подбородком ему в плечо.
Лори встает, расхаживая перед диваном.
– Мы что-нибудь придумаем.
Стивен поднимает голову, его руки сжимаются в кулаки.
– Как? Что тут можно придумать? Я невидим, потому что мой дед был дьяволом. Вот и все. Я исчадие ада.
– Ты вовсе не исчадие ада, – возражаю я, чувствуя, как мои внутренности скручиваются узлом.
– Человек, способный проклинать? – напоминает мне Стивен. – Насылать злые, жестокие проклятия – вот моя наследственность, и ты хочешь сказать, что это не зло?
Стивена колотит, а лицо стало таким бледно-серым, что я тоже вздрагиваю.
– Но ты не злой, – протестую я. – И твоя мама тоже не была злой. Она отвергла это наследство.
– И посмотри, к чему это ее привело, – с горечью произносит Стивен, вырываясь от меня. Он встает и идет к окну, глядя в пространство. – Вот кто я. Я невидимый.
– Нет, нет, нет, – возражает Лори.
Он подходит к окну, и я рада, что он не наткнулся на Стивена. Я также тронута, что он пытается сблизиться с кем-то, кого он даже не может видеть. Он очень старается.
Лори машет руками, словно пытаясь разогнать дурной запах.
– Никаких мокрых жилеток, никакого погружения в отчаяние. Кто за карму?
– За карму? – спрашиваю я.
– Говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, но это чепуха. Мать Стивена практически сотворила чудо. И мне кажется, это что-то значит.
– Это значит, что она умерла, все еще неся наказание за то, что ее отец – злобный подонок, – говорит Стивен.
– Это скверно, никто не спорит, – говорит ему Лори. – Но это еще не конец истории. Это начало… ну, может быть, середина.
Лори пытается ощупью найти Стивена, и я боюсь вздохнуть. Стивен замечает это движение, и я вижу, что он напрягается. Но Лори удается легонько дотронуться до руки Стивена. Почувствовав сокращение мышц у себя под пальцами, он передвигает руку выше, чтобы стиснуть плечо Стивена.
– Теперь ты – история, – говорит Лори. – Тебе решать, как она закончится.
Я встаю и подхожу к окну. Стивен наблюдает, как я беру его руку, а потом – руку Лори. Мы образуем круг, стоя друг напротив друга.
Лори улыбается.
– Твоя миссия, если ты решишься ее принять…
Наконец улыбка касается и губ Стивена.
– Отлично. Найти невидимого человека – более невыполнимую миссию придумать трудно.
– Но я нашла тебя, – напоминаю я.
Стивен стискивает мои пальцы.
– И у меня есть мысль, – говорит Лори. – Сейчас вернусь.
Лори подмигивает мне и пулей бросается в коридор, плотно закрывая за собой дверь квартиры.
– Почему я из-за этого нервничаю? – спрашивает Стивен.
– Потому что энтузиазм Лори заразителен, а заразное может быть весьма отталкивающим.
Стивен привлекает меня к себе. Мы стоим, не говоря ни слова. Я могу его видеть. Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь. У меня внутри бушуют гнев и горе, горячие и взрывоопасные, как бурлящий котел. Как кто-то мог наложить проклятие на собственного ребенка? Или на младенца? Стивен был похищен из этого мира еще до того, как сделал первый вздох. Чудо, что он вообще выжил. Возможно, Лори подметил ту единственную правду, за которую мы можем ухватиться, как за спасательный круг: история не окончена. Вопреки всему, Стивену все-таки удалось нащупать свой путь в мире, не знающем о его существовании. Вопреки всему, я переехала в дом, находящийся так далеко от моих родных мест, – единственная девушка, способная увидеть своего невидимого соседа.
Я хочу управлять собственной жизнью. Но я не могу отрицать невероятных обстоятельств, соединивших меня со Стивеном. И теперь, когда я здесь, я хочу верить, что невозможное возможно. Я готова к чудесам.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Стивен.
– О твоем спасении, – отвечаю я.
Наклонившись, он утыкается лицом мне в шею.
Я понимаю, что он что-то шепчет, и прислушиваюсь.