1) для Ленинграда – „Крупп АГ“,
2) для Москвы – „Геринг Герман“,
3) для Киева – „Хёш АГ“,
4) для Кавказа – еще не назначен».
Такими радужными и перспективными виделись события на Востоке «сильным мира сего» в Третьем рейхе на четвертый день войны с Россией. Но наступило время поражений, и к кризисному состоянию в войсках добавилось нечто большее: кризис военной экономики нацистской Германии.
По данным советской разведки, в июле-августе 1941 года в Берлине были приняты важные решения о перестройке военной промышленности Третьего рейха, основанные на одной предпосылке – на предпосылке победы над СССР в течение нескольких месяцев.
Что же случилось после зимнего кризиса на военном поприще и как он повлиял на «гражданскую» составляющую общего кризиса «Восточной кампании»?
Кризис военной экономики, который назревал еще осенью 1941 года (срыв «блицкрига»), разразился в полной мере после событий под Москвой. Вот его критерии:
людские потери на фронте восполнялись за счет кадров военной промышленности (пришлось отдать две трети забронированных рабочих рук);
к весне 1942 года нехватка рабочих рук составляла 800 000 человек, и это сказалось в том числе на добыче сырья;
недоплавка стали, меди, алюминия, снижение производства каучука и бензина – в среднем от 6 до 11 %, а угля – до 14 %.
Конечно, обладая хорошими агентурными возможностями в самой Германии («Красная капелла»), в Англии («Кембриджская пятерка») и в США («легальная» резидентура во главе с Зарубиным и нелегальная резидентура во главе с Ахмеровым), советская сторона об экономической ситуации в Третьем рейхе была осведомлена полностью. В то же время общую тенденцию можно было понять по поведению войск вермахта на советско-германском фронте.
Падение добычи сырья во всех захваченных странах Европы, нехватка горючего, сокращение производства… Провалилась грабительская концепция – теперь при планировании последующего периода войны военная экономика Германии не могла в полной мере рассчитывать на возможность эксплуатации экономических ресурсов России, и в первую очередь Украины и Кавказа. По крайней мере в ноябре 1941 года об этом не могло быть речи. А позднее?
С первых дней появления немецкого солдата на оккупированной советской территории пришел в действие механизм сопротивления германским войскам с позиции пока стихийных партизанских отрядов и организованных спецпартизанских, подпольных и разведывательно-диверсионных групп госбезопасности.
Против растущего в тылу гитлеровских войск сопротивления немецкое командование вынуждено было бросать все большее количество батальонов, частей, а затем и дивизий.
И в «фатерлянд», в Берлин, шли доклады о том, что партизаны представляют большую опасность для немецкого тыла и коммуникаций. То есть речь шла о предстоящем срыве оккупационной политики по использованию военно-продовольственной базы немецкой армии на Востоке.
Но это понимали и высшие военные чины вермахта и государства, понимали в категорической форме еще до полного краха под Москвой: «военно-экономическая ситуация катастрофична» (Фридрих Фромм, командующий резервными войсками вермахта, 25.11.1941). Ему вторил еще более осведомленный иерарх германской экономики: «в военном и военно-экономическом отношениях война уже проиграна…» (Фриц Тодт, имперский министр вооружения, 29.11.1941). Вот что «наделал» сорванный Советами план «блицкрига»!
Это не просто дневниковые записи. Это мнение и точка зрения других лиц из верхушки окружения Гитлера становились достоянием советского правительства по каналам нашей разведки на германском, английском, американском, швейцарском, шведском, японском направлениях ее работы.
1941. Кризис германской внешней политики. До начала похода на Восток Гитлер утвердил список экспонатов «Аллеи трофейного оружия», грандиозный павильон для которых предполагалось построить к 1950 году.
В число стран-экспонентов входило более 20 государств: Австрия, Англия, Бельгия, Голландия, Греция, Дания, Исландия, Египет, Норвегия, Польша, Франция, Чехословакия, страны Ближнего Востока, Индия и Афганистан, а позднее в список были добавлены США. И, конечно, ценным экспонентом должен был стать СССР.
Гитлер увлекался директивами, которые числом до 21-й усиленно исполнялись: директива № 1 – план «Вайс» по нападению на Польшу (1939); № 6 – на Францию (1940); на Россию – № 21, «план Барбаросса» (подписан в декабре 1940 года), № 32 – об активности на более отдаленных театрах военных действий, включая поход в «Страну Ариев» (11.06.1941).
Что же это были за «отдаленные театры военных действий»? Это Ирак, Ливан и Египет, поход из Болгарии через Турцию, Иран и Афганистан в Индию (17 дивизий после взятия Москвы). В начале июня 1941 года все эти планы грели гитлеровскую душу в предвосхищении мирового господства. А тут – неувязка с «блицкригом» и потом – крах под Москвой!
Главным архитектором нового Берлина, который должен был быть переименован в столицу новой «Германской Европы» – в Германию, Гитлер назначил человека из делового мира – Шпеера (после «московских потрясений» этот «архитектор» стал министром экономики страны).
Архитектурные изыскания Шпеера сблизили его с фюрером. И потому откровения фюрера стали достоянием дневника архитектора-министра.
По Шпееру (об этом знал не только он), Гитлер считал русских «недочеловеками», с русскими нужно было обращаться «как с неграми из примитивных племен», говорил он. Он, Гитлер, не допускал мысли о возможности серьезного сопротивления со стороны Красной армии. Его уверенность в обязательной победе над «недочеловеками» была столь велика, что даже после явного провала «блицкрига» и серьезного сопротивления под Москвой Гитлер отдал приказ о назначении главы полиции Москвы (09.11.1941). В этом же приказе было определено будущее города: «…уничтожить 30 миллионов славян, среди которых – 4 миллиона москвичей».
Россию Гитлер представлял как составную часть «его Европы»: «…после оккупации 130 миллионов ее население превратится колониальный придаток Европы…». По расчету Гитлера, эта «Германская Европа» совместно с Англией должна была устремиться против США. Таковой рисовал фюрер «картину будущего».
За все время существования Третьего рейха Англия фигурировала в планах Гитлера чаще всего в качестве союзника. Из ведомства Канариса (абвер – военная разведка и контрразведка Германии) в мае 1941 года сообщали в Ставку Гитлера:
«…ориентирующиеся „на экспорт“ деловые круги Англии имеют настроение в пользу соединения с Германией „после гибели России“ на такой основе: Англия делает уступки Германии в колониальных вопросах, но получает определенные позиции в Европе…».
В ожидании поражения России, которое прогнозировали британские разведчики (счет велся на считанные месяцы), Черчилль имел интенсивные переговоры с германской стороной, используя для контактов лорда Бивенбрука, прогермански настроенного министра снабжения Британии (его встречи с эмиссарами германской стороны проходили в Лиссабоне).
