Вашингтон, округ Колумбия
17 июня 1964 года, среда
Эдгар Гувер просматривал все важные документы ФБР, прежде чем их передавали комиссии. Если ФБР представляло новые свидетельства, связанные с убийством, или давало ответ на вопрос, поставленный членами комиссии или штатными сотрудниками, информация направлялась в комиссию в письменном виде на бланке Бюро за подписью Гувера. За время расследования он успел отправить комиссии сотни писем – иногда по нескольку в день, – и все стандартного образца. Каждое было адресовано непосредственно Ли Рэнкину («Уважаемый мистер Рэнкин»), и доставляли эти послания в офис комиссии на Капитолийский холм сотни вооруженных курьеров. Многие письма Гувера были под грифом «совершенно секретно» – надпись шла крупными буквами поперек каждой страницы.
Когда документы ФБР доставлялись в комиссию, Рэнкин показывал их Редлику1. И если письма Гувера представляли особый интерес или содержали что-то важное, Редлик в свою очередь сообщал о них своему помощнику Мелу Эйзенбергу: оба они были из Нью-Йорка и за время расследования успели подружиться. «Мы работали в одном кабинете и все время переговаривались», – вспоминал Эйзенберг. К началу июня Эйзенберг вернулся в Нью-Йорк, где работал на полставки в адвокатской конторе, но на два-три дня в неделю по-прежнему наведывался в Вашингтон. Если в письмах Гувера содержались вопросы, касающиеся возможного иностранного вмешательства в деле о покушении, их в рабочем порядке направляли Дэвиду Слосону.
17 июня, в среду, согласно документам из архива Гувера, директор ФБР подготовил сверхсекретное, весьма деликатного свойства письмо Рэнкину2. Содержание его должно было – или, во всяком случае, могло – произвести эффект разорвавшейся бомбы. Как явствует из этого письма Гувера, кубинские дипломаты в Мехико, судя по всему, заранее знали о планах Освальда убить Кеннеди: Освальд сам сказал им об этом. Если информация, собранная ФБР, верна, то Освальд в октябре 1963 года, будучи в Мехико, направился прямиком в посольство Кубы и заявил: «Я собираюсь убить Кеннеди».
Вероятно, Гувер боялся реакции комиссии на это письмо. Какое значение имела информация о том, что кубинские дипломаты заранее, за несколько недель до покушения, знали о планах Освальда убить президента? Было ли это свидетельством иностранного заговора, который Гувер так хотел исключить? Но что для ФБР было еще важнее: следовало ли из этого, что Бюро плохо вело расследование в Мехико и что в Мексике еще могут оставаться люди, которых нужно как следует проверить, – люди, знавшие о планах Освальда или даже поощрявшие его?
Конечным источником информации в этих письмах был, что немаловажно, сам Фидель Кастро. О высказываниях кубинского диктатора ФБР стало известно из «конфиденциального» канала – от осведомителя, который, как писал Гувер, «в прошлом снабжал достоверной информацией» сотрудников Бюро. Этому осведомителю удалось подслушать Фиделя Кастро, когда тот рассказывал, что именно его дипломатам в Мексике известно об Освальде. «Наши люди в Мексике подробно рассказали нам, как он себя вел по прибытии в Мексику», – приводил источник слова Кастро.
Судя по тому, что поведал своим собеседникам Кастро, Освальд пришел в ярость, когда ему сообщили, что он не получит в тот же день туристическую визу для поездки на Кубу. Но свой гнев он почему-то обратил не на кубинское правительство, но на заклятого врага Кастро – Кеннеди. Судя по всему, Освальд считал американского президента виновником разрыва отношений с Кубой, из-за чего планы Освальда начать новую жизнь в Гаване наткнулись на неожиданные препятствия. Буквально Кастро сказал следующее: «Освальд ворвался в посольство, требуя визы, а когда ему отказали, ушел со словами: “За это я убью Кеннеди”». И добавил, что кубинские дипломаты в Мексике не отнеслись к выходке Освальда всерьез и не придали значения его угрозам в адрес президента, поскольку не исключали, что этот молодой американец мог быть провокатором из ЦРУ. Кубинское правительство, настаивал Кастро, не имеет никакого отношения к убийству американского президента.
В своем письме Гувер даже не обмолвился о том, кто же этот тайный фэбээровский осведомитель в Гаване. Много позже ФБР раскроет его имя: Джек Чайлдс из Чикаго, активный деятель Компартии США, тайно работавший на ФБР3. Чайлдс встретился с Фиделем Кастро в Гаване в июне 1964 года, в тот самый месяц, когда Гувер готовил докладную записку Рэнкину. Брат Джека Чайлдса Моррис, его товарищ по компартии, тоже сотрудничал с ФБР. Работу братьев Чайлдс (в Бюро ее называли операцией «Соло») впоследствии назовут одним из величайших достижений времен холодной войны. Под прикрытием распространения идей коммунизма братья посещали страны социалистического содружества, лично встречались в том числе с Никитой Хрущевым, Мао Цзэдуном, Фиделем Кастро, а затем докладывали ФБР обо всем, что им удалось узнать. Судя по документам Бюро, информация, поступавшая от братьев Чайлдс, всегда оказывалась на редкость точной и достоверной.
Но у комиссии не будет возможности оценить последствия всего этого – в том числе громкого заявления Освальда, сделанного в присутствии кубинских дипломатов в Мехико, о том, что он намерен убить президента, – потому что письмо Гувера Рэнкину от 1964 года так и не попало в комиссию. Что случилось с этим письмом, на долгие десятилетия останется загадкой. Это письмо невозможно будет обнаружить ни в материалах комиссии, хранящихся в Национальном управлении архивов и документации, ни в личных бумагах Рэнкина, которые его семья передала в Национальные архивы после его смерти. Бывшие члены комиссии казались весьма озадачены, когда их спрашивали об этом письме. Эйзенберг не мог припомнить, что видел его или слышал о нем от Редлика или от кого-либо еще. Он уверен, Редлик наверняка упомянул бы о таком важном письме, если бы оно к нему попало. Дэвид Слосон также утверждал, что не видел этого письма: он уж точно запомнил бы такой «взрывоопасный» документ. И хотя в официальных бумагах ничто не указывает на то, что данное письмо Гувера в конце концов попало к членам комиссии, копия его оказалась в другом ведомстве, в ЦРУ. Через несколько десятилетий после того, как комиссия Уоррена завершила расследование, это письмо всплыло в архивах Управления, рассекреченных в результате продолжающихся дебатов по поводу смерти Кеннеди
[19]
.
Ближе к лету 1964 года в Мехико глава резидентуры ЦРУ Уинстон Скотт и его помощники из посольства США смогли наконец-то вздохнуть спокойнее. Судя по всему, в заключительном отчете комиссии Уоррена критики в их адрес не будет. Несмотря на то что резидентура вовремя не заметила, что Освальд представляет для страны угрозу, в разведуправлении ходили слухи, что в докладе Уоррена не будет ни слова о каких-либо ошибках в оперативной работе Скотта.
Основных помощников Скотта во время расследования непосредственно не проверяли. Когда юристы из комиссии в апреле приезжали в Мехико, на их вопросы относительно деятельности ЦРУ отвечал почти исключительно сам Скотт, в материалах расследования нет упоминаний о том, что юристы беседовали с сотрудниками Скотта, такими как Энн Гудпасчур – она называла себя «правой рукой» Скотта – и Дэвид Атли Филлипс, один из самых надежных тайных агентов Скотта.
