– Ему интересно, кто я такой?
– Возможно. Или он просто разглядывает в стекле свое отражение.
– А почему именно Сара? Я хочу сказать, почему Линетт Маркюс посоветовала мне встретиться именно с этим ребенком?
– Ребенком? – удивился директор. – Нет, Сара была ребенком, когда Линетт работала с нами, а теперь ей уже около шестнадцати. У Линетт и Сары были особые отношения. Они были очень близки и до сих пор поддерживают связь.
– Поддерживают связь? – удивился Ноам.
– Да, Линетт приезжает в институт два-три раза в год и проводит с ней много времени. Ну и по Интернету они тоже общаются.
– При помощи облегченной коммуникации?
– Именно.
– Мне говорили, что теперь консультации запрещены.
– И слава Богу! Это превратилось в сплошное безобразие. И нанесло большой вред нашей методике.
Мальчик за окном прижал ладонь к стеклу. Ноам не раздумывая сделал то же самое.
– У нас тяжелая работа, часто неблагодарная, – продолжал врач. – Иногда мы сомневаемся в том, что делаем. Но бывают и потрясающие моменты. Ну, пойдемте к Саре, она вас ждет.
* * *
Внешность Сары не позволяла определить ее возраст. Она сидела, ссутулившись, на кровати, и на первый взгляд могло показаться, что ее спина согнулась под тяжестью прожитых лет. Но лицо, хотя и совершенно безжизненное, выдавало ее молодость. Слегка раскачиваясь взад-вперед, она не отрывала взгляда от рисунков на противоположной стене.
– Здравствуй, Сара, – сказал Илан Портман. – Твой гость приехал.
Девушка не выказала ни малейшей реакции.
– Здравствуйте, – прошептал Ноам, внезапно разволновавшись.
– Я тебе уже говорил: его прислала твоя подруга – Линетт.
Девушка стала раскачиваться чуть быстрее.
– Я оставлю вас вдвоем, – сказал директор.
Ноаму было страшно оставаться с юной аутисткой один на один. Что он будет с ней делать? Что говорить? Как они будут общаться?
Доктор Портман заметил его смятение и поспешил его успокоить.
– Вы сами будете говорить, расскажете, зачем приехали. Через несколько минут к вам подойдет ассистентка, чтобы наладить между вами контакт. Не стесняйтесь, говорите так, как будто беседуете с другом. Она все слышит, все понимает.
И он вышел из комнаты. Какое-то время Ноам молчал, не зная, сесть ему или остаться стоять и с чего начать разговор. И какой тон выбрать? Уж точно не покровительственный.
Ноаму показалось, что в молчании Сары кроется какая-то напряженность. Или, вернее, ожидание. Тогда он схватил стул, сел напротив нее, прокашлялся и начал.
– Должен тебе признаться, что чувствую себя довольно неловко. Я позволил себе обратиться к тебе на ты, надеюсь, это не покажется тебе обидным… Я никогда еще не был в такой ситуации. И, если уж совсем откровенно, я не уверен, что ты сможешь мне помочь. Я довольно скептически настроен в отношении всего, что мне рассказали о… обо всем этом и о твоей способности давать советы. Но я не мог поступить иначе, я должен был приехать и все прояснить. Вот мне надо было все это сказать, чтобы между нами не было неясностей и мы могли спокойно начать наш… разговор.
Сара оставалась бесстрастной.
– Я приехал, чтобы задать тебе один вопрос. Который покажется тебе очень странным. Хотя, если подумать, странным он тебе вовсе не покажется, потому что в свое время к тебе приходило множество таких же потерянных людей, как и я. Но прежде чем задать его тебе, я должен рассказать свою историю. Ну, не всю историю, конечно, а только те события, от которых я так растерялся и благодаря которым я познакомился с твоей подругой, Линетт Маркюс.
Он начал свой рассказ с того, что за последние годы постепенно привело его в это состояние полной безнадежности. О своем вечном душевном разладе, о преследовавших его мыслях о смерти, о словах Анны и старого проповедника, о своей неспособности думать о будущем.
– Ну, думаю, теперь ты знаешь все. Так вот мой вопрос: скажи, моя племянница сказала правду? И если это так… когда я умру?
Раскачивания Сары стали заметнее, она будто погрузилась в раздумье, о глубине которого по ее лицу ничего нельзя было понять.
Минута прошла в тяжелом молчании, а затем в комнату вошла женщина лет тридцати в джинсах и старой футболке с логотипом института.
– Ого! Как я вовремя! – воскликнула она, заметив волнение Сары.
Она раскрыла висевшую у нее на плече сумку, достала оттуда ноутбук и подключила его к монитору, стоявшему перед Ноамом.
– Здравствуйте, меня зовут Виржини, – сказала она и протянула ему руку, пока компьютер загружался. – Я работаю с доктором Портманом и в некотором роде служу Саре переводчиком.
Она поставила ноутбук перед девушкой, взяла ее руки в свои и положила их на клавиатуру.
– Вы знаете, как происходит такое общение? – спросила она Ноама.
– Да, мне рассказали.
– Прекрасно. Тогда я кладу свои руки на ее. И, прислушиваясь к импульсам, которые она мне сообщает, буду помогать ей писать. Ну, давай, дорогая, я тебя слушаю.
Виржини закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Указательные пальцы Сары принялись стучать по клавишам компьютера.
И Ноам увидел ее слова.
Здравствуйте, господин Бомон.
«Откуда она узнала его фамилию?» – всполошился было Ноам, но тут же взял себя в руки. Ей могли сообщить ее доктор Портман или даже Линетт Маркюс. Не надо так волноваться по пустякам.
Вам уже давно пора было прийти ко мне. Я буду обращаться к вам на вы из уважения к вашему возрасту.
Пальцы Виржини медленно перемещались над клавиатурой.
Ваши вопросы правомерны.
Осознание того, что наше присутствие на земле конечно, есть первое условие, позволяющее понять смысл этого присутствия. Но вы еще не достигли этого состояния. Наоборот, мысль о смерти мешает вам жить.
Ноам переводил взгляд с экрана на странную гидру о двух головах, выражавшую свои мысли напротив него. Ситуация была комичной, и на данный момент ничего из того, что знала Сара, особого интереса не представляло.
Для большинства людей понятия «жизнь» и «смерть» противоположны. Однако смысл нашей жизни следует искать в существующей между ними взаимосвязи.
Что пыталась сказать Сара этими фразами, философское значение которых не больно-то интересовало Ноама?
Может, она почувствовала его разочарование? Во всяком случае, она начала раскачиваться еще сильнее. С губ ее сорвался тихий стон. Ноаму стало не по себе, более того, страшно, причем он не смог бы сказать, что было тому причиной: нечеловеческие стоны аутистки или странность самой ситуации.
