Несмотря на свое пристрастие к увеселениям, Селим отличался унылым и беспокойным нравом. Султаном он стал, когда весенняя пора его жизни осталась в прошлом, в возрасте сорока двух лет. Всю жизнь этот человек с короткой шеей, багровым лицом и круглыми плечами ждал своего заветного часа и молил Аллаха приблизить его. Но когда Селим наконец взошел на оттоманский престол, выяснилось, что он не готов принять на себя тяжкое бремя власти. Порой Джахану казалось, что новый султан подобен колеблющемуся огоньку свечи: он так же ненадежен, переменчив и может погаснуть при малейшем дуновении ветра.
После того как Баязид, его старший брат и главный соперник, был казнен в Персии, Селим остался единственным наследником своего отца. Однако это обстоятельство ничуть не радовало его, а, напротив, сделало подозрительным и недоверчивым. Если сыновей султана убивают с такой легкостью и все принимают их смерть как должное, то можно ли доверять кому-либо в этом мире? Селим топил свои страхи в вине. Заглушал тревогу обжорством. Услаждал свою плоть с самыми красивыми женщинами. Ездил на охоту и убивал оленей, уток, куропаток, диких кабанов. Но ничто не приносило ему ни радости, ни успокоения.
Достаточно было бросить на Селима беглый взгляд, дабы понять, сколь велика разница между сыном и отцом. Отец всегда довольствовался самой простой и скромной одеждой, а сын, любитель роскоши, наряжался в шелка и парчу, украшал себя золотом и драгоценностями. Густой аромат благовоний окружал нового правителя подобно облаку, а глаза он подводил сурьмой, что придавало взгляду жесткость, несвойственную его натуре. Не в силах превзойти родителя силой характера, сын многократно превосходил его высотой тюрбанов, украшенных разноцветными перьями.
У Селима было множество женщин и целая куча детей. Но лишь одна наложница завоевала в его сердце особое место, став законной супругой. Это была Нурбану-Венецианка, которую чаще называли Чародейка. При рождении эта женщина получила имя Сесилия. Она происходила из знатной семьи. Сесилии была уготована жизнь венецианской аристократки, однако в возрасте двенадцати лет девочку похитили корсары и продали в рабство. Правда, злые языки утверждали, что Нурбану изрядно приукрасила историю собственной жизни: мол, на самом деле она является внебрачной дочерью какого-то патриция, впоследствии им удочеренной. Так или иначе, жена Селима до сих пор переписывалась со своими родственниками, которые жили в Венеции и на острове Корфу. Мало того, корреспондентом Нурбану был сам дож Венецианской республики.
Родственники присылали ей не только письма, но и множество подарков. Подобно своему супругу, Нурбану обожала роскошь и великолепие. По ее просьбе из Венеции доставили пару крошечных белых собачонок, и султанша никогда не расставалась с ними. Забавные создания лаяли на всех и каждого, кто имел несчастье им не понравиться, невзирая на чины и звания. Перед каждой трапезой кушанья, предназначенные собакам, пробовал слуга, так как супруга султана опасалась, что ее любимиц могут отравить. Желающих досадить Нурбану было более чем достаточно.
Вечерами, собравшись у очага, работники зверинца обменивались слухами и сплетнями. Кодекс молчания, принятый в серале, никто не отменял, но теперь он соблюдался не столь неукоснительно. Разумеется, слуги разговаривали вполголоса, тщательно подбирали слова и частенько изъяснялись намеками, но сейчас у них не было надобности держать язык за зубами. Да и вообще, сераль, прежде погруженный в тишину, ныне наполнился звуками, которые неслись изо всех коридоров, покоев и башен. В отличие от своего отца Сулеймана Великолепного, Селим боялся тишины больше, чем шума.
Погожими ясными днями султан любил кататься на лодке в обществе своих приближенных. Лодки скользили по гладкой поверхности бухты Золотой Рог, а властитель и его приближенные услаждали себя изысканными яствами и напитками, затем сосали мускатные лепешки, дабы придать сладость своему дыханию. Селим искренне верил: пока великий визирь Соколлу держит бразды правления страной, сам он может почивать на лаврах. Этот человек был рожден для иной участи – поэта или странствующего певца. И хотя волею судьбы он взошел на трон величайшей мировой империи, государственные дела неизменно наводили на него тоску.
Улемы ненавидели обычаи и порядки, заведенные новым султаном, и обвиняли его во всех возможных грехах. Янычары презирали Селима, ибо он был лишен боевого духа и отнюдь не горел желанием развязать новую войну и возглавить армию на поле сражения. Простолюдины, сравнивая отца и сына, находили последнего слабым и безвольным и упрекали султаншу Хюррем – призрак ее по-прежнему бродил в мраморных залах усыпальницы – за то, что она произвела на свет столь никчемного отпрыска. Впрочем, Селим весьма щедро выделял средства на помощь беднякам, и в конце концов ему удалось завоевать расположение народа. Щедрость султана, подобно волне, смыла порочащие его слухи, словно то были письмена, выведенные на мокром песке.
Селим окружал себя поэтами и музыкантами, и одно из первых мест среди них занимала поэтесса по имени Хубби-хатун. Она могла читать свои стихи часами; глаза ее при этом были закрыты, а голос то поднимался, то возвышался, подобно парящей над морем чайке. Среди приближенных султана были певцы, которые помнили наизусть песни, сочиненные во всех уголках империи, и могли исполнять их на дюжине языков. Слушатели, внимавшие этим певцам, то взлетали на вершину счастья, то низвергались в пучину отчаяния, а затем вновь воспаряли к блаженству. Имелись при дворе Селима и художники. Один из них, находясь под воздействием винных паров, утверждал, что якобы собирается писать картины собственной кровью, используя ее вместо красной краски.
Джахан постоянно видел приближенных султана. Они часто гуляли по саду, любуясь розами, после чего заходили в зверинец, смотрели на животных и кормили их. То была беспечная, беззаботная компания, все члены которой любили увеселения и забавы столь же сильно, как и их повелитель. Невозможно было предугадать, когда эти люди вновь появятся в зверинце, ибо они могли нагрянуть в любое время дня и ночи.
* * *
Как-то раз в четверг, на исходе ночи, работников зверинца разбудили громкий смех и музыка. Потирая сонные глаза, они недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что происходит.
– Куда подевались эти чертовы слуги? – прогремел в темноте чей-то голос.
Джахан и его товарищи, кое-как одевшись, выскочили в сад. Перед ними стоял сам султан, окруженный гостями. Похоже, все они были изрядно навеселе.
– Где погонщик слона? – рявкнул Селим.
Джахан сделал шаг вперед и низко поклонился.
– Долго же пришлось тебя искать. Мы хотим покататься на слоне.
– Прямо сейчас, о светлейший султан?
Приближенные Селима, услышав этот вопрос, расхохотались, сам же он нахмурился. Джахан пробормотал какие-то извинения и поспешил к сараю, где стоял Чота. Слон недовольно заворчал, ибо ему вовсе не хотелось покидать страну сладких снов, в которой он пребывал. Попеременно прибегая то к уговорам, то к угрозам, Джахан заставил своего питомца выйти из сарая и закрепил на его спине хаудах.
