Вскоре после заката лагерь охватило возбуждение, люди сновали туда-сюда, не находя себе места. К тому времени как сгустилась темнота, воздух над лагерем был насквозь пронизан тревожным ожиданием. Всякого, кто поднимал глаза к звездному небу, вне зависимости от ранга и положения, пронзала одна и та же мысль: возможно, он видит звезды в последний раз. Воины знали: завтра, когда взойдет солнце и при свете дня станут видны колонны врага, каждый из них без колебания выполнит свой долг. Но сегодня вера и сомнение, отвага и трусость, верность и измена соперничали в их сердцах.
Тревожные предчувствия томили солдат. Никому не хотелось расстаться с жизнью в этой угрюмой долине. Никому не хотелось, чтобы тело его было оставлено без погребения и оказалось добычей хищников, а бесприютная душа скиталась бы потом до скончания мира. Куда лучше лежать в родной земле, на тихом кладбище, среди кипарисов и розовых кустов, под камнем, к которому приходят родные, чтобы прочитать молитву за упокой твоей души. Спору нет, победа и щедрая добыча – это замечательно, но жизнь важнее всех побед и трофеев на свете. Многим втайне приходила мысль о побеге, и они с замиранием сердца представляли, как здорово будет, вскочив на лошадь, мчаться в неизвестном направлении – ведь о возвращении домой после такого позора нечего было и думать.
Хотя барабаны давно уже возвестили отбой, никто не мог уснуть. В шатрах раздавался приглушенный шепот – люди рассказывали друг другу истории из своей жизни, открывали тайны, давали обеты, шептали молитвы. Джахану встретился дюжий янычар, распевавший песню на неведомом языке. Среди янычаров попадались уроженцы самых дальних краев, от Балкан до Анатолии. Воспоминания о прежней жизни были заперты в потайных ларцах их душ, а ключи давно выброшены или потеряны. И все же в судьбоносные моменты, когда им предстояло встретиться со смертью лицом к лицу, ларцы открывались сами и воспоминания вырывались на свободу, несвязные и обрывочные, как виденный давным-давно сон.
Под предлогом того, что ему надо найти пищу для слона, Джахан бродил по лагерю с корзиной в руках. Он смотрел на дервишей, стоявших кругом. Правая рука каждого была обращена к небу, а левая – к земле, дабы брать и давать одновременно. Джахан видел, как благочестивые мусульмане молятся, преклонив колени на истертые коврики. Один из воинов рассказал ему, что носит в кожаном мешке за поясом скорпиона. Если удача отвернется от него и он попадет в плен к неверным, придется выпустить скорпиона и получить от него смертоносный укус, заявил солдат. Джахан слышал, как янычары ругаются, вполголоса посылая друг другу проклятия. «Неужели они не понимают, что завтра их ссора покажется сущим пустяком?» – подумал мальчик. Он видел продажных женщин, которые, несмотря на строжайший запрет не тревожить сон солдат накануне битвы, слонялись между шатрами. В эту ночь желающих воспользоваться их услугами было куда больше, чем обычно, ибо многие пытались таким образом забыться и отвлечься.
Джахану повстречались три шлюхи, лица их были наполовину скрыты покрывалами. Увлекаемый любопытством, он тихонько пошел за ними. Одна из женщин – молодая, стройная и одетая как иудейка – обернулась и увидела мальчика.
– Что, отважный воин, не спится? – спросила она.
– Я не воин, – пробормотал Джахан.
– Но я уверена, отваги тебе не занимать.
Джахан не нашелся что ответить.
Женщина улыбнулась:
– Дай-ка на тебя посмотреть.
Ее прикосновение заставило Джахана вздрогнуть. Она сжала его ладонь так крепко, что мальчик не мог вырваться. Но пальцы у женщины были мягкие и нежные; от нее исходил аромат дыма и влажной травы. Пытаясь скрыть смущение, бедняга резко дернул руку и освободил ее.
– Прошу тебя, не уходи, – взмолилась девушка, словно Джахан был ее возлюбленным, разбившим ей сердце.
Слова эти прозвучали так неожиданно и так искренне, что Джахан окончательно растерялся. Не придумав ничего лучше, он пустился прочь, чуть ли не бегом. Женщина следовала за ним, шелест ее платья напоминал звук, который производят голуби, когда чистят свои перья. Джахан упорно смотрел вперед, словно в темноте перед ним смутно маячил какой-то загадочный образ, который необходимо было разглядеть. Было уже поздно, и он понимал, что может навлечь на себя неприятности, разгуливая по лагерю в обществе проститутки. Оставалось одно: вернуться в свой шатер. Джахан надеялся, что девушка отстанет, но она неотступно следовала за ним по пятам.
У конюхов, его соседей по шатру, просто глаза на лоб полезли от удивления.
– Кого это ты нам привел, парень? – спросил один из них. – Как я посмотрю, индусы даром времени не теряют. Где ты поймал эту газель?
– Никто ее не ловил, – буркнул мальчик. – Она сама пришла.
Несколько мгновений соседи Джахана озадаченно молчали. Потом самый старший конюх, у которого водились деньги, сделал девушке знак подойти.
Джахан, пытаясь казаться равнодушным, ушел в свой угол, развернул тюфяк и растянулся на нем. Но сон не шел к нему. Прислушиваясь к возне, пыхтению и стонам, долетавшим с тюфяка пожилого конюха, он невольно морщился. Когда звуки наконец стихли, мальчик приподнялся на локте и огляделся по сторонам. В слабом свете свечи он увидел их обоих: девушку, неподвижно распростертую на тюфяке, и взгромоздившегося на нее конюха. Широко открытые глаза шлюхи были устремлены на тени, метавшиеся по потолку, тени каких-то загадочных существ, которых не было в этом шатре. Неожиданно она повернула голову и встретилась взглядом с Джаханом. В это мгновение в глазах девушки он увидел вселенную, а в ее одиночестве угадал собственное одиночество. Вокруг него все поплыло, он ощутил, что летит в пропасть. Какая-то неведомая ему самому сила, дикая, неистовая, проснулась в тайных глубинах его существа. То была темная сторона его души, заповедный погреб, который он никогда доселе не посещал, хотя и догадывался о его существовании.
Джахан вскочил на ноги и бросился к конюху, не замечавшему ничего вокруг. Прежде чем тот успел опомниться, Джахан со всей силы нанес ему удар. Хотя руке мальчика досталось куда сильнее, чем подбородку противника, конюх все же свалился на пол. Растерянно мигая, он уставился на обидчика, причем лицо его выражало скорее недоумение, чем ярость. Когда смысл произошедшего дошел до конюха, он расхохотался. Смеху его вторили все остальные. Джахан взглянул на проститутку и увидел, что она тоже над ним смеется.
Дрожа всем телом, мальчик выскочил из палатки. Ему отчаянно захотелось увидеть слона, своего единственного друга, который всегда был ему рад, никогда над ним не смеялся и, в отличие от людей, не знал, что такое злоба и надменность.
Чота, по обыкновению, дремал стоя. Спал он всего несколько часов в сутки. Джахан принес ему свежей воды, проверил, достаточно ли у слона пищи. Проститутка по-прежнему преследовала его, теперь как навязчивое видение – он ощущал ее прикосновение, тепло ее руки, вспоминал, как она шла за ним по пятам, как лежала потом на грязном тюфяке. Но когда мальчик устроился на соломе и закрыл глаза, перед его внутренним взором возникла совсем другая девушка – Михримах Султан. Прекрасная и нежная, она склонилась к нему и легонько поцеловала в губы. Джахан испуганно открыл глаза, потрясенный тем, что его воображение осмелилось нарисовать подобную картину. То, что особа столь благородного происхождения соседствовала в его мыслях с жалкой проституткой, было кощунственно, но Джахан не в состоянии был ничего с собой поделать. Не мог ни запретить себе грезить о дочери султана, ни прогнать прочь соблазнительный образ молоденькой шлюхи.
