– Подожди, я скоро вернусь, – сказал Джахан и быстро зашагал по дороге назад.
Стараясь двигаться бесшумно, как мышь, он прокрался во двор рыбака и проскользнул в сарай, насквозь пропахший рыбой. Там стояло несколько ящиков, но ни в одном из них гребня не обнаружилось. Джахан уже собирался уходить, когда взгляд его упал на корзинку на полу. Дрожащими руками он принялся перебирать ее содержимое. Потрескавшийся черепаховый гребень, украшенный янтарем, лежал на самом дне. Джахан сунул его в карман и метнулся к дверям.
К счастью, Синан так никогда и не узнал, каким образом его ученик раздобыл необходимую вещь. Когда Джахан вернулся со своим трофеем, мастер сказал:
– Мы должны помочь душе той женщины обрести покой. Как у всех мертвых, у нее должна быть могила.
– Но неужели вместо мертвого тела мы положим в могилу гребень? – спросил Джахан.
– Почему бы и нет? Ведь это все, что от нее осталось, – последовал ответ.
Синан и его ученики вырыли глубокую яму под тутовым деревом. Опустили туда гребень. Забросали могилу землей и прочли погребальные молитвы. Таким образом, женщина, явившаяся мельнику во сне, – существовала она в реальности или нет – наконец-то обрела пристанище. На могильном камне высекли надпись:
Помолитесь о душе той, чье имя забыто людьми,
Аллах не лишил ее своей любви. Он помнит все имена.
* * *
Весной 1575 года главный придворный астроном Такиюддин стал посещать дом архитектора Синана чаще, чем прежде. Хозяин и гость удалялись в библиотеку, где беседовали часами. В воздухе носился аромат ожидания, явственный, словно запах свежеиспеченного хлеба. И аромат этот так волновал двух мудрых пожилых мужей, что они вновь ощущали себя юношами.
А надо вам сказать, что главный придворный звездочет и главный придворный строитель всегда питали друг к другу уважение. Такиюддин неизменно присутствовал на церемониях освящения мечетей, возведенных Синаном. Как и Синан, он был чрезвычайно сведущ в математике и порой помогал зодчему делать измерения и расчеты. И архитектор, и астроном свободно изъяснялись на нескольких языках: турецком, арабском, персидском, латинском, оба немного знали итальянский. На протяжении многих лет они обменивались книгами и идеями, а может, как подозревал Джахан, и делились друг с другом сокровенными тайнами. Их объединяла не только любовь к числам и математическим законам, но и любовь к своему делу. Оба непоколебимо верили, что у человека имеется лишь один-единственный способ отблагодарить Аллаха за те способности, что Он ему даровал: трудиться, не жалея сил.
Но несмотря на то, что у них было немало общего, трудно было найти двух более несхожих людей. Такиюддин был человеком, одержимым страстями. На лице его, как в открытой книге, можно было прочесть обо всех чувствах, живущих в его сердце. Когда в душе звездочета царила радость, глаза его блестели и светились. Пребывая в задумчивости, он столь яростно перебирал четки, что нить не выдерживала и лопалась. Страсть астронома к знаниям была так сильна, что, по слухам, он подкупал нищих бродяг, которые раскапывали могилы и приносили ему для изучения мертвые тела. На вопрос, почему он так интересуется строением человеческого тела, Такиюддин давал неизменный ответ. «Бог, творец всего сущего, одновременно создавал бескрайний космос, населенный звездами, и малый космос человеческого тела, – говорил он. – Поэтому и познавать эти творения следует одновременно». Больше всего на свете придворного астронома огорчали людское невежество, косность и надменность улемов, с которыми ему нередко приходилось вступать в споры. Неугасимый огонь духа полыхал в этом человеке с такой ослепительной яркостью, что его друзья подчас опасались, как бы огонь этот не сжег Такиюддина изнутри. Неизменная пылкость звездочета составляла резкий контраст с хладнокровием Синана, которому никогда не изменяло самообладание.
Но в последнее время Синан тоже казался возбужденным и даже обеспокоенным. По обыкновению, зодчий целыми днями читал или занимался своими чертежами, но рассеянный взгляд его часто устремлялся в окно, чего не случалось прежде. Несколько раз Джахан слышал, как учитель спрашивает у слуг, не приносили ли ему письмо из дворца.
Долгожданный посланник прибыл в среду, когда все четверо учеников работали в доме мастера. Под их любопытными взглядами Синан взломал печать и пробежал взглядом письмо. Непроницаемое лицо его смягчилось, в глазах вспыхнула радость.
– Мы будем строить Обсерваторию! – сообщил он.
Да, им предстояло построить дом, откуда люди будут вести наблюдения за бескрайними просторами Вселенной. Это сооружение должно было превзойти высотой все прочие здания Востока и Запада. Когда они завершат свой труд, астрономы со всего мира съедутся в Стамбул, дабы совершенствовать здесь свои познания. Султан Мурад обещал оказывать всяческую помощь и поддержку Такиюддину, одержимому одним желанием: во всех подробностях изучить невидимый купол Мироздания.
– Благодаря нашему труду людям проще будет постичь законы Вселенной, – изрек Синан.
– Но какое нам дело до законов Вселенной? – спросил Давуд.
– Знание, илм, подобно повозке, которую тащат несколько лошадей, – ответил на это учитель. – Если одна из лошадей пойдет быстрее, другим тоже придется ускорить шаг, дабы поспевать за ней. В результате путешественник, алим, окажется в выигрыше. Открытия, сделанные в одной сфере, способствуют более глубокому постижению всех прочих. Поэтому архитектура должна дружить с астрономией, астрономия – с математикой, арифметика – с философией и так далее. И вот еще что, – помолчав, добавил Синан. – Обсерваторию будете строить именно вы. Конечно, я буду рядом. Но на вас четверых лежит главная ответственность.
Ученики недоверчиво посмотрели на мастера. Под его руководством им доводилось возводить самые разные здания, но никогда прежде они не работали самостоятельно.
– Учитель, вы оказали нам великую честь, – произнес Никола. – Наша благодарность не знает границ.
– Да облегчит Аллах ваш путь, – кивнул Синан.
В течение следующих недель ученики работали над своими проектами и показывали их мастеру. Под строительство Обсерватории был выделен участок на одном из холмов в Тофане. Ученики проводили там пробы почвы, определяя степень ее влажности. Они действовали объединенными усилиями, хотя по-прежнему видели друг в друге соперников – каждому хотелось заслужить особое одобрение мастера и стать его любимчиком. Однако перспектива самостоятельной работы так воодушевляла их, что ревность отступила на второй план.
Такиюддин чувствовал себя самым счастливым человеком в Оттоманской империи. Утратив покой и сон, он проводил на строительной площадке целые дни напролет, засыпая учеников архитектора вопросами, которые казались им совершенно бессмысленными. Более всего на свете астроном теперь боялся умереть, не дождавшись, пока Обсерватория будет построена. Наделенный от природы слабым сложением, Такиюддин был подвержен многим недугам и молил Аллаха лишь об одном – продлить его дни и даровать ему возможность увидеть, как осуществится мечта всей его жизни.
