Я размышляла об этих двух мужчинах. Их сближало только одно – любовь к прекрасной женщине, и жизнь обоих сложилась не слишком счастливо.
– Жаль, – произнесла я после минутного молчания. – Я надеялась, что жизнь Колина сложится иначе.
– Я тоже, – тихим голосом произнес Декстер.
Он уставился на свои руки, которые судорожно сжимал на коленях.
Интересно, что бы Пенни подумала о своем муже, если бы сейчас находилась здесь. Он больше никогда не был женат, почти прекратил писать картины – по крайней мере, так писали в Интернете. Было заметно, что этот человек несет тяжелое бремя страдания. Смогла бы она полюбить его снова? Простила бы? Я вновь осмотрела комнату. Что я ищу? Ключ к разгадке? Какой-нибудь знак? Тут я заметила небольшую рамку на книжной полке. Это было какое-то объявление, рекламный листок. Шрифт показался знакомым, но я никак не могла понять, где я это уже видела. Я встала и прошла в другой конец комнаты, чтобы получше рассмотреть.
Руки мои слегка дрожали, когда я сняла с полки рамку и прочитала полустертую надпись, сделанную золотыми буквами: «Судоходная компания Лейтон». Я потеряла дар речи. На боку кораблика Эллы была такая же надпись.
– Откуда это у вас? – спросила я, поворачиваясь к Декстеру.
История жизни Пенни, моя собственная история – круг замкнулся. Сердце бешено колотилось в груди, и я боялась, что Декстер услышит его стук. Мне казалось, что оно стучит, как барабан.
– Мой отец был владельцем этой компании, – сказал он. – По правде говоря, даже когда я был успешным художником, я никогда не мог зарабатывать этим ремеслом достаточно денег, чтобы вести тот образ жизни, к которому привыкли в моей семье. Состояние отца позволяло мне поддерживать достойное существование. Он был самым щедрым моим меценатом, даже несмотря на то что мы практически не общались. Конечно, в те времена я об этом и не подозревал. Все это выяснилось много лет спустя.
– Но это название, – сказала я, указывая на золотые буквы. – У моей дочери была деревянная яхточка с таким же названием на борту.
– Понятно, – сказал он, поднимаясь на ноги. Декстер прошел к буфету и вытащил маленькую деревянную фигурку – точную копию Эгги.
– Такая?
– Боже, – воскликнула я. – Точно такая же!
– Мой отец велел изготовить несколько сотен штук таких моделей. Их когда-то продавали в сувенирных магазинах. Обычно я брал кораблики с собой на озеро и пускал их на воду. Мне всегда было интересно, куда их унесет течение – возможно, через шлюзы в океан. Подумать только, один из этих корабликов попал в руки вашей дочери. Может быть, ей понравится и этот? Это последний из моей коллекции, и я буду счастлив подарить его ей.
– Не стоит, – быстро ответила я. У меня просто не было сил сказать ему, что Эллы больше нет на свете, и оставалось только надеяться, что он не заметит слезы в моих глазах.
– Я вам очень признательна, но лучше оставьте кораблик себе. Наверное, он для вас много значит.
– Нет-нет, – возразил он. – Я настаиваю. – Он сунул кораблик мне в руки, и только тогда я смогла прочитать надпись на борту.
– «Мэри-Джо», – произнесла я с улыбкой. – А у дочери была «Агнесс-Энн». Мы называли ее Эгги.
– Все они изготовлены и покрашены вручную, – произнес он, – и у всех разные имена. Курьез заключался в том, что они были названы именами многочисленных подружек отца.
Я улыбнулась.
– Спасибо, – сказала я, разглядывая яхточку и представляя, что сказала бы Элла, если бы была здесь. – Неожиданный сюрприз.
– Столь же неожиданный, как и встреча с вами, – с улыбкой произнес Декстер.
– Я вам оставлю записную книжку Пенни. Если хотите, я потом привезу ее сундук, когда мой друг Алекс сможет подбросить меня сюда. Он довольно тяжелый.
– Был бы вам очень благодарен, – ответил старик.
Я сунула маленький кораблик в сумку.
– Ну что же, – сказала я, направляясь к двери, – благодарю вас еще раз, Декстер. Куда бы ни уехала Пенни, надеюсь, она знает, как сильно вы ее любили и не переставали думать о ней всю жизнь.
– Я тоже на это надеюсь, – сказал он в ответ.
* * *
Этим вечером мы с Алексом встретились в Фэрвью, чтобы поужинать в небольшом кафе, где готовили замечательные блинчики. Он заказал с ветчиной и сыром проволоне, а я с козьим сыром, шпинатом и помидорами. Мы наблюдали, как женщина за стойкой льет жидкое тесто на круглое колесо и с помощью деревянной лопатки выравнивает его до идеального круга. Через несколько секунд тесто поднималось и пузырилось, приобретая золотисто-коричневый оттенок. Она протянула руку к лотку с сыром под названием «Pro 3–5», потом покачала головой и сунула его под полку.
– Забыла вовремя выбросить. Нашла в дальнем углу холодильника. Срок годности истек несколько месяцев назад.
Она открыла новый лоток с кусочками сыра и положила несколько на блинчик Алекса. Однако я не обеспокоилась по поводу пришедшего в негодность сыра. Мое внимание привлекли буквы «Pro 3–5». Знаю, что это звучит глупо. Это не что иное, как срок годности сыра проволоне, но я вдруг набрала в смартфоне «Притча 3:5» и прочитала следующие слова: «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои».
Он направит стези твои…
– Что с тобой? – спросил Алекс, взяв тарелку с блинчиком.
– Ничего, – улыбнулась я, но, когда мы вернулись на Лодочную улицу, я подумала о Джеймсе и Элле, о боли одиночества, прочно засевшей в моем сердце, и произнесла небольшую молитву. «Боже милостивый, если ты есть на небесах, помоги мне найти свой путь. Я больше не хочу быть потерянной в этой жизни».
Глава 32
На следующий день я сняла трубку и набрала номер, по которому давно собиралась позвонить.
– Привет, мама, – сказала я тихо, услышав ее голос.
– Ада, это ты?
– Да, – сказала я сквозь слезы, – мама, прости, что так долго не звонила.
Я живо представила ее стоящей на кухне перед большим окном, открывающимся на улицу, где, словно верный страж, возвышался старый платан. Элла любила залезать на это дерево. Я качала ее там на качелях, на которых сама часто качалась в детстве.
– Прости меня…
– Не надо, милая, – сказала она. В голосе ее чувствовалась обида, но я слышала также приятие и любовь, которую я тоже испытывала бы по отношению к Элле, если бы у нее случились тяжелые времена. – Пожалуйста, не извиняйся. Я знала, ты позвонишь, когда будешь к этому готова.
По правде говоря, я не была уверена, что готова, просто затягивать молчание дольше было уже невозможно.
– Я была не права, когда спряталась в свою раковину, – сказала я. – Хочу, чтобы ты знала, что это не имеет к тебе ни малейшего отношения. Я просто была очень слабой. Боялась, что если услышу в твоем голосе печаль, то больше не смогу сдерживаться, а это лишь усилило бы мое горе.