Я обняла его за талию.
– Пойду с удовольствием.
– Обещаешь?
Я кивнула, а потом разложила подстилку для пикника на зеленой лужайке, раскинувшейся позади нас. Открыв корзинку, я достала приготовленные Колином сэндвичи с ветчиной, завернутые в вощеную бумагу. Перед отъездом я успела положить туда нарезанные яблоки и лимонные палочки.
– О! Потрясающе вкусно! – заявил Колин, откусывая лимонное печенье после того, как расправился с сэндвичем.
– Спасибо, – поблагодарила я, любуясь стайкой чаек, клюющих хлебные крошки, которые я им бросила.
На лужайке, кроме нас, никого не было, но потом вдруг, откуда ни возьмись, перед нами вырос молодой человек в форме, кажется, синего цвета.
– Лири? – радостно спросил он. Он явно пребывал в крайней степени удивления. – Это и в самом деле ты?
Колин замер.
– Вы, должно быть, меня с кем-то спутали, – ответил он, стараясь сохранять спокойствие.
– Лири… Я имею в виду… – сказал парень, тряся головой. – Извините, просто вы очень похожи на парня, с которым я познакомился в Корее.
– Боюсь, я не тот человек, которого вы имеете в виду, – сказал Колин.
Мужчина продолжал смотреть на него, словно не веря своим глазам, но в конце концов кивнул, отдал ему честь и отошел от нас.
– Как странно, – сказала я через пару минут.
Колин улыбнулся мне, но он явно был встревожен.
– Такое часто случается, – сказал он, когда снова обрел уверенность. – Наверное, мое лицо напомнило ему кого-нибудь.
– У тебя красивое лицо, – сказала я с улыбкой.
– Посмотри-ка, – обратил мое внимание Колин, указывая на людей, столпившихся у двух длинных столов неподалеку от дорожки.
– Интересно, что там происходит?
– Пойдем посмотрим, – предложил он.
Мы сунули остатки обеда в корзину, стряхнули крошки с подстилки и направились узнать, что там за сборище.
– Хочу покрасить мою плитку розовой краской, мама! – пищала маленькая девочка.
– Понятно, – сказал Колин. – Я читал об этом мероприятии. Жителей Сиэтла пригласили раскрашивать плитку, которой будет вымощен вход на Всемирную выставку.
Я рассматривала белые плитки, сложенные в стопки высотой в фут. У стола стояла женщина в темных очках в роговой оправе, которая раздавала плитки всем желающим.
– Возьмите плитку здесь, – сказала она, – и идите к правому столу, где вы сможете ее раскрасить.
– Хочешь поучаствовать? – спросил Колин.
Я вспомнила, как однажды позаимствовала один из холстов Декса, краски и решила удивить его, написав картину. Я попыталась изобразить вид на озеро в утренние часы, когда оно гладкое, как зеркало, и туман поднимается с его поверхности, словно дым. Пейзаж ему страшно не понравился. Он заявил, что композиция выстроена неправильно и я только зря испортила прекрасный холст.
Я вздохнула от смущения при виде такого количества людей, поглощенных творчеством.
– Может быть, ты покрасишь за нас обоих? – сказала я.
– Ну, хорошо, – ответил Колин, принимая плитку из рук руководительницы. Я наблюдала, как он расположил ее на ближнем столе и потянулся за кисточкой. Он выбрал красную краску и выдавил немного на палитру рядом с собой.
– Что ты хочешь нарисовать? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Увидишь.
Я наблюдала, как он окунает кисточку в красную краску. Когда Декс писал свои картины, я и то не проявляла такого нетерпения. Кроме того, он обычно и не позволял мне присутствовать во время творческого процесса.
На маленьком квадрате плитки Колин изобразил простенькое сердечко, и я невольно улыбнулась. Потом выбрал кисточку поменьше и начал что-то писать. Слова словно сами рождались под его кисточкой: «Люблю тебя навеки».
Я прижала руку к сердцу.
– Как это прекрасно…
– Думаю, через много лет мы сюда вернемся, – сказал он, смущенно глядя на меня, – увидим нашу плитку и вспомним, какие чувства мы испытывали сегодня.
Я по-прежнему улыбалась, пока он покрывал края плитки красной краской, а потом передал ее мужчине в фартуке.
– Благодарю вас, – сказал тот. – Мы ее покроем лаком и используем при строительстве дорожки у входа на Всемирную выставку.
Мы вернулись в парк в полном молчании. Меня охватило смятение, сердце переполняли противоречивые чувства. Навеки. Он написал именно это слово. Я раньше и не осмеливалась заглядывать так далеко в будущее, а теперь, когда я это сделала, оно казалось мне прекрасным и в то же время пугающим. Но в глубине души настойчиво звучал голос: «Ты принадлежишь другому. Это неправильно. Ты разрушаешь свой мир. Так не может больше продолжаться».
Внезапно Колин остановился и повернулся ко мне. Лицо его было напряженным, даже отчаянным, как будто бы он испытывал какие-то сильнейшие чувства.
– Давай убежим вместе, – произнес он.
– Но я…
– Не думай о нем, – сказал он. – Он тебе совершенно не подходит. Он недостоин тебя.
– Но, Колин…
– Я сделаю тебя счастливой. Я буду любить тебя каждый день, каждую ночь. Я покажу тебе мир. Представь – мы вдвоем, странствуем из одного порта в другой. Я подарю тебе жизнь, о которой ты всегда мечтала.
Мир словно закружился вокруг нас, меня качнуло, но твердая рука Колина была словно якорь, не позволяющий мне уплыть, гарантирующий чувство безопасности.
– Но я же замужем, – наконец выдавила я.
– Какое это имеет значение? – возразил Колин. – Ты с ним разведешься.
Развод. Я даже не рассматривала такую возможность. Мать воспитала меня женщиной, которая и не помышляет о разводе. Она никогда не сможет простить меня. И смогу ли я сама простить себя?
Я закрыла глаза.
– Не знаю… А как же?..
Ну почему в тот день у Академии мисс Хиггинс я встретилась не с Колином, а с Дексом? Почему не Колин остановился в такси у обочины во время дождя?
– Пенни, он же сейчас с другой женщиной, – сказал Колин. Это была сущая правда, но слова его прозвучали резко и даже грубо. – Разве ты не понимаешь?
Глаза его горели решимостью. Он решительно смотрел на меня.
– Разве ты не видишь, что достойна гораздо большего?
На глаза у меня навернулись слезы, и Колин бросился вытирать их своим платком. Я так ждала, чтобы он произнес все эти слова, сказал, как он меня любит, да ведь и я любила его, но теперь, когда это свершилось, я просто не знала, что делать и как себя вести. Ситуация требовала, чтобы я ответила на его предложение, но я будто застыла.
– Я подожду, пока ты примешь решение, – сказал Колин. – Знаю, что тебе надо многое обдумать, – вздохнул он. – Но обещай, что его примешь.
