Я бросила взгляд на свой наряд – легинсы и тонкий свитер, что вряд ли подходило для выхода в ресторан.
– Мне надо переодеться.
– Не стоит, – сказал он с улыбкой. – Вы выглядите идеально. Не забывайте, это же Сиэтл. Жители этого города даже в самые престижные места ходят в джинсах и свитерах.
Я усмехнулась.
– Хорошо, тогда возьму сумку.
Я побежала в дом, собрала волосы в конский хвост, наложила на губы немного блеска, схватила сумку и вышла на палубу.
Алекс взял меня под руку, и мы пошли по причалу к улице, вьющейся по высокому берегу озера.
– Ресторанчик Серафины прямо на холме, – сообщил он. – Надеюсь, вы не возражаете против небольшой прогулки пешком.
– Разумеется, не возражаю, – ответила я. – Я всегда старалась ходить пешком в Нью-Йорке и привыкла к этому.
Маленький ресторанчик ютился на Истлейк-авеню. Алекс придержал дверь, пропуская меня внутрь. Из помещения на улицу доносились приглушенные звуки джаза. Группа из трех музыкантов сидела на крохотной сцене в центре небольшого зала, и саксофонист весело подмигнул мне, пока мы ждали, когда к нам подойдет официантка.
– Мы хотим поужинать, – сказал Алекс.
Официантка приветливо сопроводила нас к столику у окна. Я оглядела зал и убедилась, что Алекс был прав. За столиком напротив сидела пара. Он был одет в хлопчатобумажные шорты и сандалии, а джинсовая юбка его спутницы казалась изрядно потрепанной. Да, это не Нью-Йорк. Теперь я могла воочию убедиться, что такое полное отсутствие условностей.
– Здесь просто великолепные ньокки, – сказал он. – А еще баклажаны и равиоли с тыквой. Впрочем, как и все остальное в меню.
Я улыбнулась.
– Мне нравится простая итальянская еда. Мой муж родом из большой итальянской семьи.
Я внимательно наблюдала за выражением лица Алекса, ища признаки того, что его смущает данная тема, но он лишь с интересом посмотрел на меня.
– Наверняка у него была чудесная итальянская бабушка, кухня которой всегда пахнет чесноком, базиликом и тушеными помидорами.
– Вы не ошиблись, – сказала я. – Это точный портрет кухни его бабушки.
Тут подоспела официантка, которая поставила передо мной бокал кьянти, и я отпила чуть-чуть, весьма удивленная тем, что не испытывала ни малейшего дискомфорта, обсуждая Джеймса с новым знакомым.
– А вы? – спросила я. – Вы, наверное, тоже выросли в семье, где любили хорошо поесть?
– Вовсе нет, если только вы не имеете в виду покупное печенье с кремовой начинкой, болонскую копченую колбасу и сэндвичи.
– То же самое можно сказать и обо мне, – смеясь, сказала я. – Мы ведь дети восьмидесятых. Удивительно, что мы еще не умерли от рака при такой-то еде!
Я посмотрела на Алекса.
– А что ваши родители думают о том, что вы сменили род деятельности и стали фотографом для кулинарных книг?
Выражение его лица внезапно изменилось. Он стал более серьезным и сдержанным.
– Это долгая история, – ответил Алекс, отпивая минеральную воду из стакана.
– Понимаю, – сказала я, уважая его право на личные тайны, которых и у самой было предостаточно. К тому же сейчас, видимо, не время было затрагивать такие личные темы.
Официантка принесла блюдо с итальянской закуской-ассорти, и я положила оливку «Каламата» в рот. Ее насыщенный, довольно резкий вкус словно вернул меня в то воскресное утро, когда бабушка Санторини угощала нас поздним завтраком на своей уютной кухне в Нью-Йорке.
Двенадцать лет назад
Бабушка Санторини ставит передо мной целую миску дымящейся горячей пасты. Макароны приготовлены вручную, и соус тоже, причем использовались только помидоры Сан-Марцано, которые она собственноручно выращивала в терракотовых горшках на балконе.
– Посыпать пармезаном? – спрашивает она, держа в руках большой кусок белого сыра и терку.
– Да, спасибо, – отвечаю я.
Джеймс подмигивает мне и снова наполняет мой бокал вином.
– Надо ее откормить, чтобы она могла родить тебе ребенка, – неожиданно заявляет бабушка, обращаясь к Джеймсу.
Я заливаюсь краской.
– Слышишь, Ада? – говорит Джеймс, легонько толкая меня в бок. – Бабушка хочет правнуков.
Я улыбаюсь и принимаюсь за еду. Это моя первая встреча с бабушкой Джеймса, и я сразу же влюбляюсь в нее. Ее шелковистые седые волосы убраны в пучок, а на талии красуется белоснежный фартук. Все вокруг создает необычайно теплую, доброжелательную атмосферу – кухня, ее улыбка, ласковые руки и необыкновенная доброта. Мне хотелось бы быть такой же в семьдесят пять лет.
– Тебе понравилось угощение? – спрашивает она, подвигая миску с пастой поближе ко мне. – Поешь еще.
– Спасибо, – отвечаю я. – Очень понравилось.
– Джеймс, дорогой, – говорит она. – Сходи, пожалуйста, к черному входу и принеси полено – надо подбавить огоньку.
Он опускает салфетку на стол и послушно поднимается из-за стола.
– А ты хочешь детей? – спрашивает бабушка, когда мы остаемся одни.
– Да, – отвечаю я в недоумении. – Очень хочу.
– Вот и хорошо, – довольно констатирует она. – У вас будут прекрасные малыши.
Мои щеки пылают, и сложно сказать, от вина ли это, или от того, что я обсуждаю проблемы деторождения с бабушкой моего возлюбленного.
– Он ведь тебя любит, – продолжает бабушка, хитро улыбаясь. – Я заметила, как он на тебя смотрит. Влюбленными глазами!
Произнося эти слова, она подносит к губам золотой медальон на шее.
* * *
– Все в порядке? – спросил Алекс.
– Да, – ответила я. – Простите, я просто задумалась… Дело в том, что этот ресторан напомнил мне о…
– Понятно, воспоминания… – сказал он.
Я молча кивнула.
Маленький оркестр заиграл приятную мелодию. Мне показалось, что это был Стэн Гетц, но названия песни я так и не вспомнила. Я бросила взгляд на Алекса, он был так доброжелателен и заботлив! Мне захотелось рассказать ему все – прямо сейчас. Но не успела я открыть рот, как он сам заговорил.
– Мне надо кое-что вам поведать, – произнес он. – О моей жизни.
И вместо того чтобы изливать душу, я стала слушать его рассказ.
Глава 15
Пенни
Я открыла глаза и услышала писк каких-то приборов. Где я? Осмотревшись, я увидела белые стены. Все вокруг было ослепительно-белым. Женщина в белой одежде, очевидно медицинская сестра, склонилась надо мной.