– Мне не нравится эта женщина, – проворчал Меркулов, высвободившись. – Что за игру она ведет?
– Мне нет дела до этого, – твердо ответила Анна Тимофеевна. – Она выполнила свою часть обязательств, я буду выполнять свою. Она добилась твоего помилования, и банк аннулировал наш долг. Она решила поселиться в доме – пусть! Захотела познакомиться с Павлом Антоновичем и его семьей – сколько угодно! И если она попросит меня о чем-то, я не стану ей отказывать.
Федор вздохнул.
– По-твоему, Павел Антонович со всеми его глубокомысленными рассуждениями о России стоит того, чтобы вытаскивать меня из ссылки и заставлять банк забыть о нашем существовании?
– Я не знаю. Мне все равно. И… Федя, пожалуйста, держи себя в руках, когда имеешь с ней дело. Я не должна была говорить тебе о том, кому ты обязан помилованием, я не должна была рассказывать тебе о долге, но… Видишь, я не удержалась. А ты теперь злишься.
– Я не злюсь, – поморщился молодой человек. – Просто я не люблю сталкиваться с тем, чего не понимаю. И мне не нравится, что Колозина убили.
– Мне это тоже не нравится. Но при чем тут баронесса фон Корф?
– Ни при чем, однако вы все же пошли к ней и сказали, что он убит.
– Я подумала, что это может ее заинтересовать.
– И какова была ее реакция?
– Она была ошеломлена.
– Вот как?
– Да, а что тебя удивляет?
– Так, ничего, – пробормотал Меркулов после паузы. – Странная перепалка у нее вчера состоялась с этим Колозиным.
– Этот молодой человек был невежлив, – строго заметила Анна Тимофеевна. – Крайне неумно с его стороны. Мог бы сообразить, что баронессу Корф не проймешь такими замечаниями, которые он вчера себе позволял – о богатых дамах, которые равнодушны к страданиям бедняков, и о женщинах, у которых нет сердца, потому что так им проще жить.
Федор поморщился.
– Он мне тоже не понравился, – признался офицер. – Но если выбирать между ним и баронессой, то я не знаю, кто из них хуже.
– Ну вот, опять ты воображаешь о нашей гостье бог весть что, – произнесла мать. – Между прочим, я наводила о ней справки. Баронесса Корф – внучка генерала Тамарина, разведена, ее муж служит при дворе…
– И этот прохиндей, которого она приволокла с собой, действительно ее дядя?
– Да, это ее дядя, а дама – действительно ее мать. Феденька…
– Что?
– Скажи, ты не подумывал о том, чтобы же-ниться?
Тут, признаться, сын на несколько мгновений утратил дар речи.
– Жениться? На ком? Уж не на баронессе ли?
– При чем тут баронесса? – изумилась мать. – Впрочем, если ты вдруг решишь именно так, уверяю тебя, я не стану возражать…
– Не решу, – буркнул сын, – но вообще как-то странно… Мне – жениться? Да какая женщина за меня пойдет…
– А ты подумай, подумай, – зашептала генеральша, с любовью и тревогой глядя на него. – Женишься, успокоишься, будут у меня внуки, а мне, Феденька, ничего больше от этой жизни не надо. Только чтобы видеть тебя здоровым и довольным, чтобы у тебя была семья и детки. Я не хочу, чтобы ты остался один, когда я умру.
Только что Федор готов был рассердиться, но теперь он почувствовал в горле ком.
– Мама, ну ей-богу… Ну что вы такое говорите! Вы еще долго проживете, я уверен…
– А я все время думала, что умру и не увижу, как ты вернешься, – как-то очень просто сказала Анна Тимофеевна, и по ее тону он понял, что эта мысль действительно ее не отпускала. – Все друзья твоего отца, все, кто мог бы похлопотать за тебя… они пальцем о палец не пожелали ударить, понимаешь? И тут появилась баронесса Корф… Ты не думай о ней плохо, пожалуйста… Она мне вернула веру в то, что чудеса возможны, даже когда все от тебя отказываются…
Она заплакала, слезы текли по ее морщинистым желтоватым щекам. Федор подошел к ней, неловко поцеловал ее руку, она погладила свободной рукой его русые волосы.
– Ты все-таки подумай насчет свадьбы, – добавила генеральша, доставая платок. – Сколько есть хороших женщин, которые ждут, когда их позовут замуж…
– Как Нинель Баженова? – усмехнулся Мер-кулов.
– Господи, Феденька! Она-то тут при чем?
Сын, не выдержав, рассмеялся.
– Простите, мама… Просто я как-то очень живо вспомнил, какое у нее вчера было выражение лица, когда она сидела за столом и смотрела на баронессу… Почему-то Нинель мне напомнила ворону, которая сердито топорщит перья… Может быть, из-за темного платья…
– Феденька, оставь Нинель в покое. Женщине уже за сорок, а в этом возрасте нет ничего хорошего, если живешь в одиночестве… – Анна Тимофеевна замялась. – А что ты думаешь о Женечке Одинцовой?
– С меня хватит того, что я думаю о ее родителях, – коротко ответил Федор, и по его лицу мать поняла, эта тема для него закрыта.
Вошла горничная и доложила, что приехал Куприян Степанович Селиванов, у него важное дело к барину – настолько важное, что он ни за что не примет отказа.
– А, этот скучный человек, который хотел купить наше имение за бесценок… – Меркулов нахмурился.
– Наверное, тут что-то другое, – сказала Анна Тимофеевна. – Он ведь знает, что имение не продается.
– Хорошо, я поговорю с ним, – решился Федор и добавил, оборачиваясь к горничной: – Зови его сюда.
– А я, пожалуй, пойду распоряжусь насчет обеда, – добавила Анна Тимофеевна.
Она удалилась, в дверях столкнувшись с Селивановым, который вошел прямо так, как приехал – в дорогой шубе и шапке, с тростью в руках.
– Зря вы не сняли шубу, милостивый государь, – сказал Федор, глядя на незваного гостя и чувствуя, как его охватывает неприязнь, с которой он ничего не мог поделать. – Во-первых, у нас натоплено, а во-вторых, вы наследите на полу.
– Ничего, прислуга уберет, – отмахнулся фабрикант. – Да и разговор у нас будет коротким, Федор Алексеевич. – Он подошел к офицеру вплотную, и тот невольно встревожился, заметив азартные огонечки, поблескивающие в глубоко посаженных темных глазах гостя. – На случай, если вы вздумаете кричать, топать ногами или указывать мне на дверь, скажу сразу же: я все знаю.
– Вы? – изумился Федор. – Простите, я что-то не понимаю…
– Я знаю, это вы убили Дмитрия Колозина. – Фабрикант оскалился. – Да, Федор Алексеевич, не повезло вам. Я же видел, как вы тащили его труп.
– Но ведь была ночь…
Меркулов осекся, поняв, что выдал себя окончательно и бесповоротно. Глаза Селиванова торжествующе сверкнули.
– Вы ведь только что из ссылки, милостивый государь, и сразу же за убийство… Нехорошо получится, совсем нехорошо! Положим, я мог бы тотчас же пойти к следователю, этому олуху Порошину, и рассказать ему все, что я видел, но у меня доброе сердце.
