— Ты, Хлопонин? — уточнил Аркадий Францевич.
— Я, ваше превосходительство.
— Чем порадуешь?
— Слыхали, ваше превосходительство, как лет семь, что ли, назад брали квартиру адвоката Левинзона?
— Слыхал.
— Там по делу проходил молодчик один, его еще не сразу взяли. Фамилия — Котовский Григорий, прозвание — Кот, сам — из Бессарабии.
— Котовский? Наслышан. Так что, он опять в Москве?
— Третьего дня в «Каторгу» приходил. Бурого искал, что-то затевает. Молодых баламутит…
— Что еще?
— Сдается мне, с каторги Кот сам ушел… без, значит, всякой амнистии.
— Та-ак… Благодарю, Хлопонин. Ты вот что, ты на следующей неделе поезжай-ка в Питер, тетушку навестить или там племянника. Короче, чтоб в воскресенье тебя в Москве не было!
— Понял, ваше превосходительство…
Это означало: будет облава, да нешуточная, в который день — одному Кошко известно, и попадаться незачем. Да, пожалуй, не только на Хитровке — Китай-город весь прочешут частым гребешком. Кот-то, выходит, один стоит целой облавы?! Надо ж, как получилось…
Но вряд ли Гриша будет сидеть на Хитровке и ждать у моря погоды. Он опять, поди, бегает по Москве, что-то затевает. А вот Бурый — тот прожженный хитрованец, без нужды или дела неотложного нипочем из своей берлоги не вылезет.
Возьмут Бурого в облаве, спросят: а дружок твой, Кот, где прохлаждается? Бурый после второй зуботычины поумнеет и выскажет все, что знает. Или кто-то из проституток шепнет, где искать красавчика. Из тех, что постарше. Молодая-то девчонка, может, и знает, да не выдаст — дескать, самой пригодится котик…
Выходит, надо брать своих малых, Федечку и Лукашку, и увозить из Москвы от греха подальше. В самом деле, давно пора в Питер наведаться. До Великого поста еще далеко, а Питер живет радостно, беспечно, и ходят по театрам-ресторанам господа с туго набитыми бумажниками.
Так рассудил Дмитрий Сидорович и, выкинув из головы все сомнения, пошел собираться в дорогу. На сей раз он легавым словечко молвил и сам остался в стороне. А полтора года назад кто-то другой так же молвил, и его, Хлопоню, вместе с двумя сотнями бедолаг замели. Так что, можно считать, все выходит по справедливости.
Хлопоня не знал, что его сообщение пришлось очень кстати — среди бумаг на столе у Аркадия Францевича лежали донесения о беглых каторжниках, целый список, в том числе и любопытные сведения о Григории Котовском.
Хитрованцы, и Хлопоня также, о бессарабских делах Кота знали мало. А если и слыхали про грабежи с убийствами, то понимали их по-своему, мол, рыжевья
[12]
людям захотелось, вот и пошли на рисковое дело.
А Кошко поневоле знал подкладку многих приключений Кота. Знал, что Котовский умеет убедительно симулировать бешенство и припадки, знал, что в Кишиневской тюрьме он до того разыгрался, что откусил ухо некому старому вору. Но это еще не было поводом устраивать какую-то особенную охоту на Кота. Повод нашелся другой. Скитаясь по Малороссии, Гриша в Киеве сошелся с эсерами. А это уже не воры и не мошенники. Эсеры замышляли революцию, причем кровавую.
Пришлось далекому от политики Аркадию Францевичу разбираться в их опасных шашнях.
Социалисты-революционеры подошли к устройству партийных дел очень даже практично. У них была «головка» — Центральный комитет, состоявший из организаторов и теоретиков. Этот комитет определял стратегию и решал идеологические вопросы, выпускал брошюрки и листовки, ездил в Европу на поиски себе подобных, а попав в переплет, нанимал лучших адвокатов. Все это требовало немалых денег. А никто из «профессиональных» эсеров не трудился, на службу не ходил, жалованья не получал.
Так появилась на свет боевая эсерская организация. Ее главной задачей была добыча денег. Добыча в самом прямом смысле слова, вплоть до открытого грабежа. Сами себя добытчики называли боевиками.
Боевику, который тоже на службу не ходил, нужно кушать трижды в день, где-то жить, покупать оружие, платить врачам, тайно пользующим раненых, давать взятки должностным лицам, в том числе полицейским, подкармливать тех, кого угораздило попасть за решетку. Добытые средства делили почти по-братски: треть шла (в лучшем случае) «наверх», две трети — боевикам. А счет-то велся в сотнях тысяч рублей!..
Киевские эсеры сразу поняли, что Кот для них — сущая находка. Очень скоро Гриша возглавил их кишиневскую боевую организацию. Но он не только совершал дерзкие налеты на имения, поддерживая репутацию благородного разбойника. Основные средства поступали от предпринимателей с купцами — и поди, не заплати! Или дорогое оборудование откажется работать, или из-за сущей чепухи начнется забастовка, или сгорит склад с товарами. Особо упрямым прилетал свинцовый гостинец, а искать стрелков дураков не было.
Коту такая жизнь понравилась, но его переманили анархисты — обещали не две трети, а восемьдесят процентов добычи! Там Гриша изобрел себе кличку «Атаман Ад». Атаманствовал буйно, но недолго — полиции его сдали эсеры. Заодно и денег заработали — Котовью голову полиция оценила в две тысячи рублей. Так Гриша и попал на каторгу.
И вот, извольте радоваться, явился…
Кому он надумал предложить свои разбойные услуги на сей раз? Что у него на уме? И ежели его сейчас упустить, что он натворит? Кошко сам себе сказал: Хлопоня заслужил награду Хлопоня, если можно так выразиться, честный жулик, ловкие свои пальчики в крови не пачкает. Ну, бес с ним! Пускай порезвится где-нибудь в Санкт-Петербурге — растяп, даже титулованных, учить надо…
Теперь следовало подготовить ночную облаву. Но сперва потолковать с Анной Васильевной.
Это нелепая с виду бабища, по статям сродни владимирскому тяжеловозу, была одной из лучших агентесс Кошко. Аркадий Францевич довольно часто привлекал к розыску жен своих сотрудников. Эти добровольные агентессы употреблялись, когда нужно было расколоть сидящую в камере мошенницу, и исправно изображали воровок. Имелось и несколько актрис, решивших, что театральной карьеры сделать уже не удастся. Анну же Васильевну Кошко отыскал в прачечной. Было путаное дело с найденными в той прачечной трупами, опытные сыщики зашли в тупик, и лишь наблюдательность этой неповоротливой бабищи позволила взять след.
Анна Васильевна просто органически ни в ком не могла вызвать подозрения. Когда она шла вразвалку с корзинами мокрого белья, отчаянно косолапя, и казалось, что вот так, не сбавляя хода, здоровенная тетка пройдет через каменную стену, никому и в голову не приходило, что она успевала счесть пуговицы на дамской кофточке и точно запомнить расцветку модных полосатых брюк.
Расчеты с этой агентессой велись частично деньгами, частично железнодорожными билетами: Анна Васильевна в юности прижила дочек-близняшек, росших в деревне у родни, и старалась почаще их навещать, балуя городскими подарками, конфетами и пряниками.
