А еще большой русский (и советский!) поэт Борис Примеров, оставивший нам много прекрасных стихов, в преддверии ухода написал, по-моему, самое главное свое стихотворение, к которому потом все время возвращался и над которым продолжал работать чуть ли не до того рокового дня. Он назвал его «Молитва».
Кому же обращал он свою боль и мольбу?
Когда я впервые прочитал это стихотворение в опубликованном при его жизни варианте, оно пронзило меня какой-то предельной или даже запредельной искренностью. Впрочем, может ли человек быть неискренним, если он кричит от нестерпимой боли? А ведь здесь именно это. Судите сами:
Боже, который Советской державе
Дал процвести в дивной силе и славе,
Боже, спасавший Советы от бед,
Боже, венчавший их громом побед,
Боже, помилуй нас в смутные дни,
Боже, Советскую власть нам верни!
Молим Тебя в эти горькие дни,
Боже, державу былую верни!
Молим, избавь нас от искушенья
И укажи нам пути избавленья.
Стонет измученный грешный народ,
Гибнет под гнетом стыда и невзгод.
Боже, лукавого власть изжени,
Боже, Советский Союз нам верни!
Под стихотворением нет точной даты, когда оно родилось. Мы не можем сказать, был ли это сиюминутный порыв и выплеснулось все вот так сразу или крик нарастал постепенно. Опубликовал его Борис Терентьевич за год с небольшим до смерти, в марте 1994-го, но после ухода поэта мне показали и другой, расширенный вариант, из чего заключаю, что работа над своеобразным завещанием продолжалась.
Появился эпиграф:
Прощай, великая держава,
Одна шестая часть земли,
Которую на переправах
Мы сообща не сберегли…
«Сообща» — значит чувствовал и свою ответственность за происшедшее? Чувствовал, ибо среди новых строк появились такие:
Русское имя покрылось позором,
Царство растерзано темным раздором.
Кровью залита вся наша страна.
Боже, наш грех в том и наша вина.
Каемся мы в эти горькие дни.
Боже, державу былую верни!
Середина 90-х… Позади 1991-й с уничтожением Советской власти и Советского Союза, 1993-й с расстрелом законно избранного Верховного Совета: он, Примеров, был среди его защитников. Друг Бориса, тоже талантливый поэт Аршак Тер-Маркарьян, написал о нем: «Мучительно больно переживал распад великого государства. Сын фронтовика, он своим траурным подвигом отметил любимый праздник Девятое Мая и бросил вызов судьбе! Физически слабый, беззащитный, как весенний воробушек, он обладал завидным мужеством и непреклонной волей. Поэт-патриот беззаветно любил Россию…»
Наверное, у многих возникнут возражения по поводу того, что самоубийство — это вроде бы проявление мужества и даже подвиг, пусть траурный. Что ж, основания для возражений есть. Можно говорить также о противоречивости стихов и поступка поэта. Дело в том, что, вспоминая последнюю встречу с Борисом, Тер-Маркарьян пишет, как почувствовал он в разговоре трагический замысел друга и решил развеять его мрачные думы:
«— Перестань, Боря, об ЭТОМ! Разве не боишься Бога?
— Бога нет!»
Ответ такой категоричный. А как же его обращение в приведенных стихах? Или это он к нам ко всем обращался, моля, чтобы мы нашими усилиями, нашей общей борьбой во что бы то ни стало вернули Советскую власть и Советский Союз?..
Дитя войны и космической эры
Чтобы лучше понять трагическую гибель и предсмертное обращение поэта, надо знать его жизнь. В этом мне помог тот же Аршак Арсенович Тер-Маркарьян, друживший с Борисом Примеровым от юности до кончины. Он рассказывает:
— Мы познакомились лично, а не только по стихам, в 1962 году на вокзале Ростсельмаш, неподалеку от которого он тогда жил. А я вернулся в Ростов-на-Дону, где работал в областной молодежной газете «Комсомолец», из геологической экспедиции. По газетным фотографиям друг друга узнали. Я пошел к нему в гости. Потом, когда в августе этого же года умер его отец, а в сентябре — мой, мы, сверстники, 1938 года рождения, как-то особенно сблизились. Примеровы переехали, и оказалось, что поселились они уже в другом районе — Ленгородке, в трех домах от нас. Наши мамы, армянка и украинка, обе Анны, тоже дружили, и, когда сперва Борис, а затем и я поступим в Литинститут, они будут вместе читать и обсуждать наши письма из Москвы…
Прерву рассказ Аршака и скажу от себя. Сразу же мне почувствовалось время. В характерных деталях. Ну, скажем, журналист комсомольской газеты отправляется в геологическую экспедицию: одной из любимейших песен тогда была «Геологи». Двое одаренных друзей из Ростова один за другим поступают в Литературный институт. Я в то время работал в рязанской молодежной газете, и от моей родной области в этот столичный питомник талантов один за другим отправились двое братьев Сафоновых — Эрнст и Валентин, что, в общем-то, никого сильно не удивляло. Талант есть талант, ему дорогу, а не большим деньгам. Разве не таким был принцип советской жизни? И стал Эрнст Сафонов видным прозаиком, редактором газеты «Литературная Россия», а Валентин Сафонов — замечательным поэтом и публицистом…
Но вернусь к Примерову, который, кстати, обоих наших братьев-рязанцев хорошо знал, а учился на одном курсе и жил в одной общежитейской комнате с Николаем Рубцовым (а шафером на свадьбе у него был Александр Вампилов: сколько же одаренных всходило одновременно!). Что было у него за спиной к тому времени? Главное — война, бойцом которой стал его отец, донской казак. Он же, трехлетний, рожденный на шолоховской земле — в поселке Матвеев Курган и перевезенный вскоре в станицу Мечетинскую, пережил страшный удар фашистского нашествия. Взрывная волна контузила ребенка, сделав его недвижимым.
— Случись это сегодня, — заметил Тер-Маркарьян, — скорее всего он был бы обречен и никому не нужен.
Последствия в самом деле оказались тяжкими. Он потом хромал всю жизнь, руки действовали скованно. Однако — поднялся! Как рассказывал мне Аршак, это удивительно произошло. Силой музыки, которую выросший в музыкальной, певческой семье Борис полюбил самозабвенно. И вот однажды, слушая по радио глубоко потрясшую его мелодию, он… встал на ноги.
Да, конечно, целебное воздействие великого искусства известно. Только при этом мы с Аршаком сошлись во мнении, что не меньшее значение имела и вся атмосфера вокруг — советская атмосфера доброжелательности, неравнодушия, сердечного тепла. Это ведь она поистине чудесно помогает вновь увидеть мир потерявшей зрение девочке в пьесе Виктора Розова «Ее друзья»: факт реальный, из жизни!
А музыка… Про нее в свое время счел необходимым особо оговориться известный писатель Анатолий Калинин, представляя читателям самую первую книжку стихов начинающего поэта под названием «Синевой разбуженное слово», вышедшую в Ростовском книжном издательстве в 1964 году. Вот она, передо мной, тонкая книжечка, но ведь целый ряд стихов после будут неоднократно переиздаваться в столичных сборниках, вплоть до увесистого тома «Избранное» Бориса Примерова, которое выйдет в конце 80-х годов семнадцатитысячным тиражом.
