Самбор замолчал. Такое нечасто, но случалось, только в этот раз, Сивояра почему-то почувствовала острую и мучительную неловкость из-за длившейся тишины. Стоило бы отъехать от схоластов, но вместо этого, только чтобы поскорее избавиться от неловкого чувства, она невпопад спросила:
– Самбор Мествинович, так сколько у тебя наречённых братьев?
– Два, Кольбейн Порхающий да Нангониел сын Кайанкару, – мечник слегка улыбнулся. – И два наречённых отца, Эрскин и Вратко.
Самбор повеселел, зато при упоминании имени воеводы, лицо Деяна под поднятым забралом шлема неприятно изменилось. Старый йомс пришпорил коня и пустил его рысью.
– Что это он? – удивился Вамба.
Ответ мечника был привычно непонятен:
– Не всем везёт, как нам с тобой.
– Да уж, – винландец мечтательно поднял голову.
В ресницах, густо обрамлявших его подмазанные по гутанскому обычаю чёрным глаза, застревали снежинки. Вокруг, засыпанную снегом траву частично сменили скалы, в расщелинах которых ютились недоотцветшие камнеломка и колокольчики. Воздух стал разреженно-колючим, дыхание бронтотериев окружило их огромные тела клубами пара, словно звери начали превращаться в паротурбовозы. Вамба тряхнул шлемом и поёжился от холода:
– Тебе ещё дополнительно везёт просто по-свински – тесть с тёщей не просто на другом материке, а на другой планете! По телефону точно не позвонят!
– Зато по асирмато сообщения оставляют. И что тебе Покиса-лоро сказал на этот раз?
– Да хочет, чтоб мы с Каей к следующей осени летели в Айкатту! Новый вождь родится, и всё такое!
– Так может, следующей осенью дела в Айкатте будут получше? Что там вообще в среднезападном Винланде? Я говорил только с Фейнодоксо, а они с Рен, Санном, и Гарсендис перебрались во Фрамиборг.
– А почему не в Чугуан?
– Не забывай, в Чугуане Осфо. Он, говорят, как выйдет на берег моря, так все выдры сразу ныряют, только чтоб не посмотрел на них с укором.
– Да уж… Агенор из Кавы – муж, лишённый страха.
– Верно, а также потомок гегемонов и возмужалый бог поэзии, но к чему это ты?
– Представь, Осфо – твой тесть!
Самбор фыркнул. Его товарищ продолжал:
– А в среднезападном Винланде дела и впрямь малость получше. От Ариамира не избавились, зато верфанцы выбили наёмников с севера, железная дорога через материк снова стала ходить, теперь грабят от силы через два раза на третий. Некоторые рудники заработали, Стейнглад всё в своём замке на горе сидит с Альмвейг, беспроволочные передачи прекратил…
– Что так?
– Я, сказал, объявляю стачку и останавливаю двигатель круга земного! Кто, сказал, со мной?
– Ну и как? Остановил? И кто ещё с ним с круга земного сошёл?
Схоласты засмеялись.
– Смех смехом, – сказал Самбор. – А с его богатством, и впрямь мог бы улететь куда-нибудь.
– С богатством у него перебои. Горняки уже пятый подряд, что ли, поезд с золотых приисков захватили. В счёт виры за Эрскеренскраг, говорят.
– Это вообще законно? Самим виру взыскивать?
– Закон там верфанский… Он растяжим.
Только истинный гутан мог вложить в сухое недосказание такую смесь злорадства и неодобрения.
Подъём завершился на заснеженном промёрзшем плоскогорье. У его дальнего края смутно в пелене снегопада виднелись приземистые сооружения. Бронтотерии брели, пыхтя и время от времени паровозно взрёвывая. Сивояра решила, что пойдёт учиться не на оружейницу, а на вестовщицу. Или на оружейницу и вестовщицу вместе, нарочно, чтобы ни слова не писать ни про дурацкий ногомяч, ни про ссоры скоморохов, ни про похищение дохлых любовниц градоначальников, а рассказывать читателям, как передаётся через замёрзшую каменистую землю поступь доисторических зверей, чей род пережил эоны тепла и эоны стужи. Как эти звери сквозь пургу несут к пуску ракету. И как ракета устремится на помощь родичам к далёкой планете, вечно скованной льдом, под которым угадываются кратеры, места последнего пристанища забытых самим временем титанов после канувшей в омут забвения древней битвы.
– У второй стрелки распрягаем! – напомнил через установленный на прицепе мегафон Атаульф.
На стрелке, паротурбовоз должен был отцепиться от прицепа и уйти на круг, после чего прицеп отпускал тормоза и плавно скатывался под лёгкий уклон к стопорам у края плоскогорья. А вот что сделают на стрелке распряженные бронтотерии – останутся замерзать, как боялся Избор, или уйдут в тёплые края? Так или иначе, заняться обустройством судьбы зверей можно было уже после выхода ракеты на расчётный эпицикл.
– Это и наш знак. Окно для пуска открывается, – Самбор поднял крышечку в броне своего быка и посмотрел на часы. – Через пять диалептов!
По «знаку» Сивояре, Вамбе, волынскому схоласту Миркви, и Униславе с Гладышем из Пеплина следовало стреножить коней и занять места у приборов. В прицепе их уже ждали Атаульф, Аркил из Короцка, и Рейфнир с Туле. Аркил с Рейфниром имели опыт запуска ракет, а Рейфнир даже проработал несколько лет именно на вончегорском космодроме. Они и отвечали за всю пусковую последовательность. Сивояре отвели задачу куда проще: следить за манометрами гидравлических цилиндров, поднимавших ракету в пусковое положение. Прицеп под ракетой был устроен хитро: левая и правая колеи уходили в стороны, а с ними – тележки, поддерживавшие кормовую часть ракеты. Таким образом, гидравлике подъёмной стрелы должен был помочь вес топлива. Кавский бык снова тревожно замычал.
– Нет, там точно кто-то есть, – Самбор открыл ещё одно отделение в броне и извлёк оттуда квенский прибор теплового зрения.
По ушам Сивояры до одури громко ударил рёв боли и гнева – один из бронтотериев забился в упряжи, пытаясь дотянуться ногой до стрелы, попавшей точно в левый глаз. Ракета опасно закачалась над прицепом.
– Выпрягайте! – закричал Атаульф.
Несколько всадников спешились и попытались приблизиться к обезумевшему зверю. Сольве с Боргунда, спокойно говорившей что-то ласковое, это удавалось лучше всего… пока бронтотерий не дёрнул головой, ударив её в живот одним из отростков раздоенного рога. Тело Сольве тряпичной куклой упало шагах в пятнадцати, снег окрасился кровью. Затем раненый зверь попытался повалиться на бок, натягивая чумбур
[308]
. Соседи бронтотерия в упряжи тоже начали проявлять очень очевидные и громкие признаки беспокойства. Сивояре некстати вспомнилось, что молва приписывала древним животным склонность к панике. Образ сметающего всё на своём пути стада бронтотериев, вспугнутого раскатом грома, навевало само их этлавагрское название.
Самбор вытащил из-за спины знаменитую лагунду. Без какого-либо видимого понукания, бык мелкой рысью припустил к прицепу, оставаясь с подветренной стороны от бронтотерия. Оказавшись позади наполовину ослеплённого исполина, Самбор резанул по стальному тросу, выполнявшему в сбруе обязанность постромки
[309]
. Увернувшись от конца лопнувшего троса, мечник изогнулся в седле и перерезал вторую постромку.
