– Во-первых, «Дюжина и одно криптическое пророчество Коносфоно с кодой Кьятье», а во-вторых, из личного общения.
По мертвенно подсвеченному снизу фосфорной трубкой телеэнтопистиса лицу Гримкеля было ясно, что ответ Самбора нисколько его не обнадёжил.
– Недели не проходит, – продолжал нимало тем не смущённый венед. – Чтобы не заявилась очередная ватага ведаульных гробокопов выручать свою святыню. Бывает, берём и живыми, так они все без исключения пытаются обратить нас в свою веру, так что и не захочешь, а прознаешь.
Кольбейн покачал головой. Каким-то чудом, эти сведения о нападениях демонопоклонников на эргастерии ещё не стали достоянием широкой общественности.
– И что вы с ними делаете? – полюбопытствовал Кольбейн. – И почему машину надёжнее не прячете?
– В Яросветов чертог, к психиатрам, – начал ответ венед.
Его перебил Гримкель:
– На энтопистисе большая цель!
Телеэнтопистис, что установили схоласты в рубке «Слогтре», был связан с небольшой узконаправленной керайей, крутившейся, охватывая все стороны окоёма, на вершине одной из гор над озером.
– Пять целей! Это они! Над Атуром летят!
Старшина перекосился вправо. Вертевшаяся в круглом стекле световая полоска действительно высвечивала между призрачных очертаний скал, стеснявших долину Атура, четыре точки и что-то продолговатое побольше.
– Так, больше некому, – подтвердил Самбор. – Миркви, говорят они что?
– В асирмато – ни писка, – отозвался в наушниках дюжий схоласт, сидевший у основного отсека над приборами связи.
Кольбейн пробежал глазами по приклеенному сбоку от приборной доски и подсвеченному маленькой красной лампочкой проверочному листу, включил громкую связь, сказал в микрофон «По местам! Готовность к взлёту – диалепт!», проверил заряд в рафладах, и на самом малом ходу вспомогательных электродвигателей, приводивших водомёты в поплавках, вывел «Слогтре» из пещеры, не включая ни фар, ни опознавательных огней. Почти полная луна высоко стояла в небе, лунная дорожка отражалась в озере, слева и справа темнели покрытые лесом горы. Старшина включил подачу топлива и нажал кнопку пускача, заводившего вспомогательную турбину, что в свою очередь обеспечивала аспидоплан электричеством и сжатым воздухом для запуска подъёмных и ходовых турбин. Последовательность взлёта на «Слогтре» была довольно занимательной и зависела от состояния водной поверхности, расстояния, доступного для разгона, и так далее. На всех подъёмных двигателях сразу с электронным управлением тягой и дополнительным впрыском топлива в затурбинное пространство для дожига, аспидоплан мог и взмыть прямо вверх, с разорительным перерасходом топлива. Для взлёта с зеркальных вод озера, это было бы не просто не нужно, а глубоко неправильно. «Слогтре» плавно разогнался на четырёх ходовых, Кольбейн дал аспидоплану распрямить крылья, отчего завершавшие несущие поверхности поплавки поднялись над тёмной водой, и, когда только центральный киль взрезал гладь, взбурлил Эврешем четырьмя подъёмными. Машина оторвалась от воды и стала набирать высоту. Самбор и Вамба вели себя как образцовые второй лётчик и второй штурман – заткнулись и сидели по струнке, ничего не трогая.
Следующее полнолуние приходилось почти на осеннее солнцележание и называлось охотничьей луной, но и та луна, что сквозь неровную прореху в облаках подсвечивала озеро, лес, и горы, вполне годилась для охоты. «Если всё пройдёт, как задумано, можно будет эту луну для отличия назвать луной охотников за головами», – подумал сын Флоси, перекрещивая на штурвале указательный и средний пальцы левой руки, чтоб самого себя не сглазить.
– Не слишком близко мы их к Гуталанду подпустили? – запоздало побеспокоился в наушниках Вальбранд тесть из кормовой рубки.
– Эврешем – единственное удобное место для перехвата, – тут же объяснил Самбор, не дав Кольбейну ответить. – И ползи они через Валькарлен, и рукой подать до Атура.
«Ползи» в отношении четырёхвинтовых и четырёхкрылых «Сул» именно и было правильным определением, поскольку без статической или динамической воздушной подушки кронийские бронелёты-тетракопосы просто не могли держаться в воздухе.
– Что за пятая цель на энтопистисе? На переводе перехвата про неё ничего не было, – венед явно решил, что достаточно побыл образцовым вторым лётчиком.
– Ещё два диалепта – и увидим, – уверенно сказал Гримкель. – Кольбейн, полтора румба противусолонь, прямо им на головы сядем.
– Лучше выйти им в хвост, чтоб… – начал Самбор.
– Не хуже тебя знаю, – наконец не сдержался Кольбейн, принимая на пол-румба влево, чтобы проскользнуть между двумя изрезанными трещинами утёсами, один из которых венчала мегалитическая развалина. Впереди открылась долина Атура.
– Вон они! – крикнул снизу из-за пулемётной установки Магни-Грим свояк.
– Всевед-воевода, – отозвался Гримкель.
Поезд бронелётов поднимал тучи водяной пыли – достаточно, чтоб над Атуром поднялась призрачная лунная радуга. Правда, в середине этого поезда…
– Грузовой аэростат? – удивился венед. – Что-то тут не так…
И впрямь, очертания крупной продолговатой формы были противоестественно угловатыми. Оболочки аэростатов не строят из кирпичей.
– Стрелки, бьём каждый тетракопос только в правый по ходу задний винт! – напомнил Кольбейн, убавив тягу подъёмных почти до ничего и подкрадываясь к поезду бронелётов на бреющем. – И только сверху! Посадить, не взорвать на тьму кусков! Тетракопосы даром что маленькие, а немалого золота стоят!
Что ещё было с руки, малый размер преследуемых бронелётов резко ограничивал возможность устанавливать на них электронные средства наблюдения, обзор из тетракопосов был посредственный, особенно назад и вверх, из-за шума собственных двигателей, лётчикам было почти ничего не слышно, и выкрашенному в немаркий цвет фулиджин аспидоплану удалось пристроиться за завершавшей строй «Сулой», в нескольких саженях позади и аршин на пять повыше.
– Пра-а-авый за-а-адний, говори-и-ишь, – растянуто повторил Магни-Грим.
– Брп-брп-брп-брп-брп! – отрывисто и очень громко отозвался его пулемёт.
Резко запахло бездымным порохом.
– Следующий! – очень довольно сказал пулемётчик.
«Сула» с летевшими из кожуха винта искрами неуклюже повернулась в двух плоскостях сразу, зацепила ещё работавшими винтами слева воду, и рухнула в Атур. Глубина реки у берега (аршина два, не более) никак не угрожала жизни находившихся на борту. Зато, оклемавшись после падения, они запросто могли удрать, то есть лишить Кольбейнову ватагу вознаграждения.
На оставшихся трёх бронелётах наконец-то заметили нападение, как Кольбейн и предполагал. Зато ни он, ни его ватажники совершенно не рассчитывали на то, что случилось после этого. По логике, то есть как Кольбейн успел заблаговременно обсудить с товарищами, два тетракопоса из трёх должны были попытаться вступить в бой, чтобы дать возможность третьему, где и летел злополучный обладатель почти самой дорогой в земном круге головы, скрыться под защиту гутанского закона. В свою очередь, охотники за головами договорились, что аспидоплан не примет бой и пустится в погоню. Все эти построения вмиг развалились, когда бронелёты бросились врассыпную. Точнее, первый по ходу резко ускорился, второй, тянувший аэростат, продолжал его тянуть со скоростью вряд ли быстрее пяти дюжин узлов, а третий наоборот сбавил ход почти до ничего и попытался развернуться, предположительно, чтоб скрыться обратно на восток. Скорее всего, его водитель забыл о том обстоятельстве, что управляемость четырёхвинтовой машины сложным образом менялась в зависимости от скорости. Посередине разворота, тетракопос полетел не прямо, а боком, зацепил скалу, уронил на себя с пяток деревьев, и на этом прекратил дальнейшие потуги на движение.
