– Но мы выжили.
– Пока – да. Но если вы не перестанете совершать ошибки, будет плохо. Не умеете сами – посмотрите на нас.
Я промолчал. А что тут говорить?
– Пошли назад.
Мы повернули назад.
– Что тебя беспокоит в этом плане? – сказал я. – Чем мы рискуем? Да почти ничем. Гарантии? А кто тебе даст гарантии сейчас – хоть какие, ну? Гарантий нет уже давно. Выиграем мы или проиграем – теряем мы немного.
– Я скажу тебе, в чем проблема этого плана, – сказал генерал Сяолинь, – именно что все делается руками этих и есть главная проблема вашего плана. Твой народ построил великую империю. Мой народ построил еще более великую империю. Эти народы – не построили ничего. Им дали свободу, и все, что они смогли построить – это дикарскую территорию, без государства, без дорог, без заводов – только стада овец да селения с домами, в которых китайский крестьянин не поселит свой домашний скот. И ты думаешь, что они построят государство?
– Прогресс есть, – не согласился, – и немалый. Мы работаем меньше двух лет. И какой результат?
– И какой же? – спросил генерал Сяолинь. – Кто-то построил фабрику и начал шить одежду, используя рабский труд? Лучше начали торговать на рынке? Перестань. Они были в составе вашей страны больше ста лет. Вы построили им города, дороги, больницы, заводы. Учили их, лечили… и что? Насколько они изменились внутри себя? Да ничуть.
…
– Не обижайся, – генерал Сяолинь похлопал меня по руке, по плечу не мог, потому что был ниже меня, – ты русский. И ты тоже не можешь измениться. Если бы ты пришел и сказал мне: «Фань, вот я купил пять тысяч тонн хлора, найди мне самолеты, и мы выльем этот хлор на головы дикарей, а землю поделим меж собой», я бы нашел тебе самолеты и был бы в этом деле до конца. Но ты же так не можешь…
– Нет.
– Вот видишь. Это потому, что ты русский.
– Нет. Потому что Бог есть.
– Странный у вас Бог, – сказал генерал, – а пельмени у тебя тут найдутся?
– Да.
– Тогда я останусь. Дело налажено… предприятия работают и без меня… посмотрю, что у тебя получится.
Садыкала. 22 апреля 2038 года
Перед тем как продолжать дальше… говорить о том, что случилось, хочу… понять сам и попытаться донести до вас, почему это случилось. Такая вот… философия на заданную тему.
Я ведь не лох и никогда лохом не был. Я родился в стране, где лохов вывели за пятилетку, с девяносто первого по девяносто шестой: тогда, будучи лохом, просто физически невозможно было выжить. Я родился не в Америке, где поклянись на Библии – и тебе поверят; я родился в стране, где уже слышали про обещание лечь на рельсы, и с тех пор не верили никому и ничему. Обмани – иначе обманут тебя, укради – иначе украдут у тебя. Убей – пока не убили тебя.
И все-таки меня развели как лоха.
Почему? Наверное, потому, что я много лет прожил в Англии, в британском обществе, в идиотской стране с хобби, двумя кранами, рыцарской честью и репутацией и всем прочим, где джентльмену принято верить на слово.
Или я действительно поверил в то, что Ильяс Намангани, человек, принявший радикальный ислам, будучи сержантом внутренних войск, и расстрелявший группу своих сослуживцев на задании, может, я поверил, что этот человек действительно хочет добра для истерзанной земли Мавераннахра, для всех этих нищих, голодных и отчаявшихся людей? Может, я поверил, что он действительно что-то понял и начал хоть немного видеть и критически оценивать то, что происходит вокруг? Видеть гаремы из маленьких мальчиков, торговлю людьми, как скотом на базаре, продажу детей в рабство, чтобы поднять остальных, все безумие сбора и распределения закята. Подумал, что он увидел «политический ислам», и ужаснулся, и понял, что надо что-то менять, что так, как есть сейчас, быть не должно.
Может, я поверил, что он, приняв должность валия, действительно стал любить этих несчастных людей, родившихся в зоне социальной, экономической, радиационной, политической катастрофы?
Или я просто лох по жизни, и на этом точка.
А Ильяс лохом не был.
Он прекрасно понял, как я буду действовать дальше. Воспитанный в западной школе лидерства, я поеду на место, в Садыкала, чтобы встретиться там с алимом – его звали мулло Абдулло, – посмотреть, что и как, и оценить, стоит ли оно того. Он знал, что я туда поеду…
Знал.
В аэропорту нас встречали. Конвой в основном состоял из «Мерседесов», но машины были старые, нулевых годов, были даже из девяностых. Когда опустился трап, я вышел… солнце жарило немилосердно – и ко мне подскочили двое, переводчик и бача с зонтом.
Я показал охране – все нормально.
– Да будет милостив к вам Аллах, эфенди, – сказал переводчик, – да направит он вас на путь истинный, и да приведет он в порядок дела ваши. Уважаемый мулло любезно приглашает вас в свою машину…
Скорее всего, в поправке дел нуждался сам мулло Абдулло, но я согласно кивнул.
– Прошу.
Меня провели к «Майбаху»… первая модель, не знаю, как тут он взялся. Доводчик плавно прикрыл дверь.
– Салам алейкум.
– Ва алейкум, дорогой мой, ва алейкум.
Я улыбнулся.
– У вас неверная информация, уважаемый мулло, я принял ислам и уверовал в Аллаха…
По шариату неверных приветствовали только двумя словами – ва алейкум. И тебе.
– О, прошу прощения. Ва алейкум ас салам.
Мулло Абдулло был этаким живчиком, лет пятидесяти с чем-то, с розовой кожей на щеках… типичный местный бай. Если верить досье – хитер, исключительно жесток, коварен. Предпочитает сажать врагов на кол. В городе свирепствует мутава, духовная полиция, хватают всех по одному доносу – все с его ведома и одобрения. Педофил, в гареме не менее ста подростков и совсем детей. Скупает детей на рынках.
Но… в разведке отбросов нет.
Машина плавно тронулась, за ней последовали остальные машины конвоя.
– Откуда такая машина? – спросил я. – Давно не ездил на «Майбахе».
– О, местный раис на ней ездил, потом движок сломался. Мы движок от сто сорокового поставили
[173]
– заработал.
Мулло радовался как ребенок.
– Амир Ильяс передает вам рахмат.
– О, и ему передайте рахмат и благословение Аллаха. Мы молимся за него, он – праведник.
Мулло был похож на праведника, как я на балерину. Понять не могу – что общего между аскетом Ильясом и этим… бачабозом. Что-что, а Ильяс никогда бачабозом не был.
– Как здоровье Ильяса?
– К сожалению, плохо. Но все в руках Аллаха.
