Ну, если не догадались, то и догадываться не стоит, поверьте.
Остальных я представлять с вашего позволения не буду… может, как-нибудь потом.
Стрелять по-македонски я тоже умею, но «стечкина» у меня уже давно нет. Рабочая лошадка контракторов даже сейчас – «Глок». Потому я и обойдусь двумя «Глоками». Обычными, модель 17.
Чем все это кончится, я не знаю, но почему-то уверен, что ничем хорошим…
Шура моджахедов проходила в здании бывшего Русского драматического театра, еще в прошлом веке ставшем Узбекским драматическим театром, потом закрытым не вследствие того, что театр – харам, а потому, что узбекских пьес было мало и люди в театр не ходили. Потом, как не стало Узбекистана, здесь был и госпиталь, и пристанище для беженцев, и склад – потом, как жизнь стала налаживаться, здание привели в порядок и стали использовать для собраний.
Сегодня – в нем должна была состояться Шура Амиров. Несмотря ни на что.
Гибель амира Мулло встречу не сорвала, хотя и обсуждалась в кулуарах. Никто, по крайней мере, на словах не обвинял того же амира Мамаджона или тем более амира Ислама в гибели амира Мулло – все знали, что этот амир погиб от рук кяфиров от налета беспилотников. Очень удобная, кстати, версия – на кяфиров можно списать все. Тем не менее напряженность чувствовалась уже с самого начала встречи, по разговорам в фойе бывшего театра, где обсуждали не спектакль и даже не толкование Корана, а обстановку в целом регионе, цены на рабов, маковую соломку и опиумную пасту, перебои в поставках ангидрида серной кислоты и прочие неприятности. Но все меркло перед тем, что предстояло: вопрос о дальнейшей судьбе вилайята. Несмотря на приятые меры секретности, кое-кто уже знал о тайной сходке авторитетных амиров перед Шурой.
Правда, амир Ислам ловко затушевал истинный смысл сходки, сам пустив слух о том, что вопрос идет не о независимости, а всего лишь о справедливости обложения амиров закятом и о том, куда этот закят направляется. Вопрос скандальный – но при этом обычный и ожидаемый, от него не ждали больших неприятностей. Вопрос закята был столь же обычным, как и вопрос потерь караванов с героином на границе. То есть неприятностью, с которой все, в общем, свыклись…
Перед началом собрания амир Ислам позволил себе небольшую демонстрацию могущества – он, а не хозяин, амир Мамаджон, стоял и встречал гостей. Странно, но и тут он рассчитал точно: все знали, что амир Ислам – один из самых последовательных противников алимов и сторонник смягчения закята – так что все восприняли это как готовность амира Ислама открыто поставить вопрос о закяте.
Если брать саму Шуру Амиров, то порядок ее проведения и последовательность вопросов известны давно. Сначала выступают два или три амира по вопросам, назревшим и волнующим всех, по каждому из этих вопросов идет голосование. Потом все определяют размер взносов на «общее благо», то есть в байтулмал, общую кассу моджахедов и порядок расходования, также заслушивается доклад амира, назначенного на прошлой шуре хранителем общака (байтулмал), о направлениях и эффективности расходования общего блага. Стандартный взнос в байтулмал – двадцать процентов, но поскольку с определением точной прибыли у каждого из амиров возникают проблемы, размер взносов определяется в твердой сумме по каждому из амиров. Тут же заслушивают просьбы амиров об освобождении от взноса в байтулмал по той или иной причине или снижении размера взноса (неурожай мака, падеж рабов и тому подобное). Все эти вопросы также голосуются.
Затем слушаются вопросы в разделе «разное». Это могут быть конфликты между амирами, это могут быть смертные приговоры кому-то и определение тех, кто будет эти смертные приговоры исполнять, это может быть кооптация в шуру новых амиров, а также разделение хозяйства амиров между сыновьями, или выделение сына в отдельное хозяйство, если такой вопрос встает. Бывают также вопросы о совместных закупках чего-либо, например серного ангидрида или партии оружия, – эти вопросы также слушаются в разделе «разное».
После того как амиры расселись по местам, амир Мамаджон произнес сакраментальное – с именем Аллаха, милостивого и милосердного, утверждая «Нет Бога, кроме Аллаха», мы открываем это собрание, дабы утвердить волю Аллаха над рабами его. После этого он призвал всех к намазу, и все совершили короткий ваххабитский намаз.
Но дальше события пошли совсем по чумному и не предусмотренному никем сценарию.
Отдышавшись и откашлявшись после намаза, амир Мамаджон произнес:
– Почтенные братья мои, каждому из вас розданы те вопросы, которые мы должны разрешить ко славе и могуществу Аллаха Всевышнего, свят он и велик, и к нашему общему благу. Однако перед самым началом нашего почтенного собрания ко мне обратился наш брат, который является одним из нас, который всем нам известен и которому я не мог отказать в праве выступить перед нами и сказать, что он пожелает сказать. С именем Аллаха…
Амир Мамаджон, сидевший на сцене за старым письменным столом, поправил очки. Никто так и не понял – они думали, что амир Ислам пойдет ва-банк и выступать будет первым вопросом. Однако, когда из-за кулис показался длинный, седобородый, иссушенный болезнью человек, кто-то не смог сдержать возгласа изумления, а у кого-то по спине пополз холодок.
Амир Мамаджон передал микрофон.
– С именем Аллаха, милостивого и милосердного, Господа всех миров, – сказал пришедший, – свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк Его. Все вы знаете меня, я Ильяс, что живет в Ферганской долине…
Шум в зале не утихал.
– Тишина в зале, – крикнул амир Мамаджон.
– Все вы знаете, что я жил и живу особливо от всех и не испытываю радости ни от какого общества, и если что и делаю в последнее время, так делаю это во имя Аллаха и одного только Аллаха. Но то, что происходит в нашей умме, слишком серьезно, и, видя это я пришел к вам, чтобы сказать свое слово и напомнить вам о страхе перед Аллахом, который в день Суда повергнет всех грешников в огонь.
Зал снова зашумел.
– Пусть Аллах жестоко покарает меня, если я совру хотя бы одним словом. Я пришел для того, чтобы рассказать вам о том бесчестии, что произошло, и вынести его на ваш суд.
Многие подумали – этот фанатик будет сейчас призывать всех обрушиться джихадом на кяфиров, что засели в Ферганской долине.
– Свидетельствую, что досточтимый алим Абу Икрам аль-Шами ас-ваххаби, алим Наманганского вилайята, несколько месяцев назад призвал меня к себе. Когда я спросил, он сказал, что хочет создать из талибов своего университета дар уль-улюм Наманган армию и обрушить ее на нечестивых амиров всей Ферганской долины…
По залу прокатилась волна шума. Кто-то крикнул: «Лжец!»
– Тишина в зале! – снова выкрикнул амир Мамаджон.
– Беря в свидетели Аллаха, я говорю вам, что так все и было! – повысил голос амир Ильяс.
Собравшиеся амиры возбужденно переговаривались.
– …а когда я сказал ему, что не желаю иметь с этим ничего общего, и вышел на улицу – меня попытались убить!
