Джой стояла за дверью, прислушиваясь, потом дважды тихо постучала. Ответа не последовало.
Она вновь постучала, потом медленно открыла дверь. Кровать оказалась пуста, хотя покрывало было примято. Оглядевшись, она вышла, не желая вторгаться в личное пространство Сабины. Возможно, внучка у Энни. Джой поневоле огорчилась при мысли, что девочке проще общаться с малознакомыми людьми, чем с близкими родственниками.
«Ее вины в этом нет, – сказала она себе. – Мы просто не очень старались понять ее».
Джой тихо прикрыла за собой дверь, как будто Сабина была где-то поблизости, и сделала несколько шагов по коридору, когда взгляд ее упал на дверь кабинета. Она была распахнута.
В эту комнату Джой заходила редко. Эдвард перестал пользоваться кабинетом несколько лет назад, а миссис X. получила инструкции не убирать в ней, поэтому легко было догадаться, что кто-то здесь похозяйничал. На полу стояли две коробки, а к свернутому ковру был прислонен открытый альбом с фотографиями.
Джой уставилась на разбросанные по полу фотографии. На одной смеются они со Стеллой. В день коронации. Там была джонка, на которой по воскресеньям они плавали на пляж. Эдвард в белой морской форме. И маленькая Кейт со своим другом, маленьким китайчонком.
Увидев разбросанные по ковру собственные воспоминания, словно они ничего не значили, Джой пришла в ярость. Как она посмела?! Как посмела без спроса ворошить ее личные вещи? Джой вдруг подумала о внучке как о незваной гостье, которая тайком разнюхивает что-то из ее прошлого. Эти фотоснимки личные. Это ее жизнь, ее воспоминания, напоминание о прошедших годах. И так беспечно разбросать все это по полу…
Всхлипнув от обиды, Джой наклонилась и принялась кидать фотоснимки в коробку, потом плотно закрыла крышку. После чего вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице, распугав собак.
Сабина уже третий раз смотрела «Завтрак у Тиффани». Она помнила этот отрывок, в котором у одной женщины на вечеринке загорелась шляпа и никто не заметил. Она помнила также и другой отрывок, когда Одри Хэпберн заснула на кровати Джорджа Пеппарда – он не пытался с ней что-то сделать, не так, как было бы в реальной жизни. А отрывок, где она заставила его искать собственную книгу в библиотеке, Сабина могла повторить наизусть. Но это не имело значения, потому что ее гораздо больше интересовала Энни.
Для женщины, которая только и делала, что целыми днями смотрела фильмы – Энни подписалась на все каналы кабельного телевидения, а также диски из видеомагазинов в радиусе двадцати пяти миль, – она фактически редко смотрела весь фильм. Пока Сабина была у нее, в течение первого часа «Завтрака у Тиффани», Энни пролистала два журнала, отметила предметы одежды в толстом каталоге, раза два подходила к окну и часто с отсутствующим видом глядела мимо экрана. Дошло до того, что Сабине стало интересней смотреть на Энни, а не на экран.
Правда, Энни никогда не умела долго на чем-то концентрироваться. При разговорах, когда они заговорщицки склонялись над чашками с чаем, она быстро теряла нить разговора, и Сабине приходилось напоминать ей. Или лицо Энни вдруг застывало, и время от времени она исчезала наверху на пять-десять минут. Часто она могла заснуть прямо на месте, словно утомившись настоящим. Поначалу Сабину это раздражало, и она начинала думать, что делает что-то не так, но потом поняла: Энни точно так же ведет себя со всеми – с Патриком, матерью, даже с Томом, – и решила, что такова ее манера поведения. Как сказал Том, у каждого своя манера, поэтому не стоит обижаться, а лучше принимать все как есть.
– Так чем ты занималась утром, Сабина? – Энни сидела с поджатыми ногами на большом синем диване, отвернувшись от телеэкрана. На ней был необъятный свитер, в котором она тонула. Вероятно, свитер Патрика. – Каталась верхом?
Сабина кивнула. Оказалось, что она бессознательно скопировала позу Энни, сидя на диване напротив. Одна нога у нее затекла.
– С тобой был Том?
– Да. – Выпрямив ногу, Сабина стала разглядывать свою ступню в носке. – Ты когда-нибудь видела гончих?
– Видела ли я гончих? Конечно. В сезон охоты их можно часто увидеть на этой дороге.
– Я имела в виду, где они живут.
Энни вопросительно на нее посмотрела:
– Загоны? Конечно. Жуткое место, правда? Ты, наверное, испугалась.
Сабина снова кивнула. Она не хотела рассказывать Энни историю целиком. В доме у Энни надо было делать вид, что жизнь у нее нормальная, с телевизором и сплетнями, без всяких полоумных стариков, глупых правил и дохлых лошадей. Заметив выражение на лице Сабины, Энни спустила ноги на пол.
– Ему не следовало брать тебя туда. Для человека непривычного это не очень симпатичное место.
– Это был не Том. Все дохлые лошади попадают туда?
– Не только лошади. Коровы, овцы и прочее. Это все надо куда-то отправлять. Я бы не стала расстраиваться из-за этого. А теперь я хочу поставить чайник. Выпьешь чая?
Но конечно, еще минут пятнадцать ушло на то, чтобы пригласить к чаю Патрика. К тому времени как Энни вернулась в комнату, Одри Хэпберн успела договориться с Джорджем Пеппардом и нашла свою потерявшуюся кошку. Сабина решила, что, пожалуй, зашла слишком далеко у собачьих загонов. Животные околевают, сказала Энни. А собак надо чем-то кормить. Сабину, конечно, покоробило это зрелище. В особенности как вегетарианку.
В Лондоне мама считалась с ее взглядами на употребление в пищу мяса, стараясь, чтобы в холодильнике всегда был сыр, паста с соусом и тофу. А Джефф часто готовил для всех вегетарианскую еду. Ему так проще, говорил он. И вероятно, для всех было лучше не злоупотреблять животным жиром. Потому что довольно трудно придерживаться своих убеждений, когда окружающие воспринимают их как фокусы подростка. Здесь люди все время забывали, что она не ест мяса, и подавали его к столу. Или вели себя так, словно это какая-то странная причуда, которую она скоро изживет. Но при этом дома не было ни жизни, ни смерти, не считая того, что показывали по телевидению. Здесь же это было повсюду: маленькие зверьки, за которыми Берти охотился во дворе, эта ужасная «скотобойня» в собачьих загонах, грубое, морщинистое лицо деда, у которого уже не хватало энергии даже на выражение каких-то эмоций.
– Дедушка умрет? – спросила Сабина.
Энни остановилась, потом неловко взялась обеими руками за край свитера.
– Ему нездоровится, – сказала она.
– Почему никто не может ответить прямо? Я знаю, он болен, но не могу спросить у бабушки. Просто хочу знать, умирает он или нет.
Энни разлила чай по полосатым кружкам. Немного помолчав, она повернулась к Сабине:
– Какая разница?
– Никакой разницы. Просто хочу, чтобы люди были со мной честными.
– Честными? Фу! Зачем тебе вся эта честность? – (Сабина со смущением уловила в тоне Энни нотку агрессивности.) – Если нет никакой разницы, тогда это не имеет значения. Просто надо ценить его, пока он с нами. Даже любить.
