Но Незер была непреклонна: или работа, или прочь из поместья.
Но уже через неделю Тийя торжествующе сообщила Незер, что больше работать не сможет:
— Я беременна, мне нельзя подолгу находиться на ногах и поднимать тяжести.
Вот теперь Незер разозлилась окончательно:
— А мне можно?! Я с первого дня беременности не знаю покоя, но не требую себе никаких поблажек. Не можешь работать — ищи себе место, где тебя не заставят это делать!
— Но ты не можешь прогнать меня, мои муж и брат работают на тебя.
— Еще как могу! Все, что они сделали, пришлось переделывать. Это не работа. Можно не уметь, но они не пытаются научиться. Мне не нужны лишние рты, которые будут только портить что-то в моем поместье. Вы завтра же с утра отправляетесь вон!
— Но ты должна заплатить за работу! — почти взвизгнула Тийя.
Незер вытащила из сумки на плече шетит и бросила ей:
— Это все, что вы заслужили! И уходите немедленно. Рамес, проследи, чтобы их проводили за ворота.
Пока женщины спорили, мужчины стояли, завороженно слушая.
Семос, вдруг сообразивший, что их выставляют прочь, метнулся к уходящей Незер:
— Мы приложим все усилия, чтобы угодить вам, госпожа.
— Мне не нужно угождать! Достаточно было трудиться, как все, и не требовать себе больше, чем заслужили. Поспешите, вам нужно найти место для ночлега.
Тийя плачущим голосом заныла:
— Позвольте нам остаться, пока не подберем другое поместье, где нас примут…
— Где это вас примут? Кому нужны лодыри-нахлебники?
— Но хоть ребенка мы можем пока у вас оставить? Ребенка пожалейте.
— Нет!
Она шла к дому прямая, словно столб, и такая же недоступная для жалости и сочувствия.
Бину, слышавшая эту перепалку, ужаснулась:
— Незер, можно бы оставить ребенка, он еще мал, чтобы скитаться с родителями.
Незер резко повернулась к ней, выражение зеленых глаз ужаснуло девочку.
— Неужели ты не понимаешь, что она будет с утра до вечера «навещать» ребенка и ничего не изме нится?!
— Но ведь она мать…
— Мать! И пока эта мать не научится заботиться о своем сыне, никто другой этого делать не будет. Посмотри, она даже свою одежду отдавала стирать вместе с нашей. Почему?! Мне не жалко горсти чечевицы или куска мяса, но если их сейчас не заставить зарабатывать свой кусок лепешки, они никогда не научатся этому. Если бы я видела, что она старается, но не умеет, я бы научила или помогла научиться, но она ничего не хочет, только требует подачек.
— Ты права, — вздохнула Бина.
— Конечно, права! — фыркнула Незер.
Она приказала Рамесу занять домик садовника:
— Нечего тебе жить со слугами. Где осталась твоя семья? Ты не хочешь привезти их сюда?
Тот явно смутился:
— Моя семья живет здесь неподалеку.
— Где?
— У моего брата есть крошечный дом на окраине. Там всего две комнатки, но мы не жалуемся.
Так вот куда обычно уходил ночевать Рамес, а она считала, что посещает продажных женщин!
— Почему ты сразу не сказал о семье?
— Как я мог? — Рамес покосился на рыдающую на плече у мужа Тийю.
Незер вовсе не собиралась утешать изгнанников.
— Чем занимается твоя семья?
— Брат ткач, он хороший ткач. Его жена умелая повариха, а моя… она знает травы и умеет лечить многие болезни.
Рука Незер протянулась в сторону Семоса и Тийи:
— Этих вышвырни немедленно и до вечера перевези сюда свою семью и семью брата. Вместе с его ткацким станком. Пока поселитесь в доме садовника, после уборки урожая пристроишь еще комнаты.
Населения поместья прибыло, но это было очень толковое прибавление. Рамес поскромничал, потому что у него был еще племянник-рыбак, дочь — искусная швея и сын, руки которого приучены к любой работе.
Сама Незер страдала от недостатка общения. Уже столько месяцев она вынуждена выживать, думая только о том, как бы раздобыть еду или золото, как преодолеть очередную трудность или очередной путь. После побега из храма она не знала покоя ни одного дня, сначала разыскивая своего сына, потом добираясь до владений Сета, потом пытаясь спасти поместье отца и вот теперь развивая это.
Ее много лет учили умным беседам, игре в шахматы, любовным играм… И зачем? Еще в Харге Незер страшно досадовала, что никогда не обучалась ведению домашнего хозяйства, ничего не умела делать сама, теперь, многому научившись, она досадовала, что вокруг нет никого, с кем можно побеседовать.
— Я превращаюсь в гусыню, для которой главное — ее гнездо! — сообщила она сама себе.
О любовных играх и не вспоминала, не до них.
Потом перестала вспоминать и о беседах — пришел месяц Фармути, а с ним сезон уборки урожая. Пришлось продать еще одно украшение, чтобы дополнительно нанять рабочих, зато на полях жали пшеницу и убирали просо десятки загорелых фигур. Другие обмолачивали, третьи засыпали в амбар. Рамес сообщал, что урожай отменный и скоро все потраченное на поместье окупится сторицей. И тут же предлагал вырученные шетиты пустить в дело — купить еще коров, гусей, посадить финиковые пальмы, расширить виноградник.
Когда возносили благодарность богине Ренутет, ведающей полными амбарами, Незер почему-то подумала в адрес Сета:
— Завидно?
У нее состоялись две не очень приятные встречи — с Шеритрой и с Сетметом.
Сестра страшно удивилась, обнаружив Незер в Шедете:
— Ты снова приехала в Шедет? Куда-то направляешься?
— Нет, я не уезжала.
— А где же ты живешь?
— Купила поместье у канала. Мама со мной. Когда тебе рожать, Шеритра?
У бедной женщины на глазах выступили слезы:
— Никогда.
Незер не стала расспрашивать, поинтересовалась сестрами. Шеритра ответила, что эти бездельницы ей страшно надоели.
Они беседовали, как две совсем чужие женщины, Незер с тоской думала о том, что у нее никого нет. Мать полубезумна, Бину совсем юная, к тому ж выйдет замуж и покинет ее дом. Все три старшие сестры не вспоминают о ее существовании.
«Только ты и мой», — мысленно сообщила Незер своему животику, почему-то не сомневаясь, что носит сына.
Можно было бы проверить по всхожести семян, смочив их мочой, но Незер не пожелала узнавать, кто родится. Какая разница?
Пообещав приехать в гости, Шеритра поспешила по своим делам.
Вторая встреча состоялась через несколько дней.
