– Садись, старина!
У меня подкашивались ноги. Я схватил Наполеона и уселся.
На въезде в город мелькнуло ограничение скорости – 55 миль в час. Я выглянул из-за плеча водителя, слыша его смех. Спидометр показывал 82.
Глава 46
Палата была отдельная. Она лежала под белой простыней, в беспамятстве от сильной дозы успокоительного. Жизненно важные органы были в порядке, показатели внушали оптимизм. Над ней мигали синие огоньки и цифры. Я повернул жалюзи, погрузив палату в полумрак, потом сел и взял ее за руку. На лице Эшли уже начали появляться краски жизни.
Вертолет не сел в Эванстоне, а полетел прямиком в Солт-Лейк, где уже через два часа врачи экстренной помощи вставили ей в ногу несколько штырей. Меня, примчавшегося в Эванстон на снегоходе, уже ждали: загрузили в «Скорую» и повезли с полицейским эскортом в Солт-Лейк. Там мне поставили капельницу и начали задавать вопросы. Мои ответы вызвали удивление. В Солт-Лейк уже успели съехаться телевизионщики.
Я попросил встречи с заведующим хирургическим отделением Бартом Хэмптоном, с которым неоднократно общался на конференциях. Он уже слышал о наших злоключениях. Узнав, что один из спасшихся – я, он велел медсестре, делавшей мне внутривенные вливания, отвезти меня в смотровую над операционной, откуда я вместе с ним наблюдал за завершением операции с ногой Эшли. Врачи сообщали мне по переговорному устройству, что они видят и что делают. Эшли попала в хорошие руки, вмешиваться не было необходимости. Я был совершенно измучен, ладони были ободраны до мяса. Выполнять врачебные функции я бы все равно не смог.
После операции ее вернули в палату, и Эшли осталась одна. Я отправился туда, включил свет и изучил рентгеновские снимки до и после операции. Я бы не сделал ее лучше. Она обязательно выздоровеет. Она была крепкой женщиной и должна была справиться.
Синий свет сверху освещал ее лоб и простыни. Я поправил ей волосы и прикоснулся губами к ее щеке. Она была гладкой, чистой, пахла мылом. Я провел своей изодранной ладонью по ее нежной руке и прошептал ей на ухо:
– У нас получилось, Эшли!
Мой адреналин иссяк, я буквально валился с ног. Меня поддержал Барт.
– Хватит, Стив, – сказал он. – Пора привязывать тебя к койке.
Ничего мне так не хотелось, как уснуть. Но в его словах меня что-то резануло.
– Как ты меня назвал?
– Стив. Стив Остин.
– Кто это?
– А то ты не знаешь! Актер. Его прозвище – Ледяная Глыба.
Когда я проснулся, был день. Я лежал в белоснежной постели, купаясь в аромате свежего кофе. Из коридора доносились невнятные голоса. Надо мной стоял Барт с пластмассовой чашечкой в руке. Соотношение было непривычным: обычно в роли врача выступал я сам.
– Это мне?
Он со смехом сунул мне чашку. До чего же хорош был кофе!
Мы поговорили, я сообщил ему кое-какие подробности. Он в основном слушал, качая головой. Когда я закончил, он сказал:
– Чем я могу тебе помочь?
– Ты видел мою собаку? То есть это не мой пес, но я его полюбил, и…
– Он дрыхнет в моем кабинете. Я угостил его мясом. Он совершенно счастлив.
– Мне нужно взять напрокат автомобиль. Еще мне нужно, чтобы ты защищал нас от журналистов, пока Эшли не сможет с ними поговорить.
– Эшли?
– Да. Я, например, не готов.
– Полагаю, у тебя есть на то причины.
– Вот именно.
– Когда просочатся подробности, вас будут рвать друг у друга все ток-шоу страны. Вы вдохновите огромное количество людей.
– То, что сделал я, сделал бы каждый.
– Бен, ты достаточно проработал врачом, чтобы понимать, что мало кто в целом свете сделал бы то, что ты. Больше месяца ты тащил на себе эту женщину при минусовых температурах. Вы проделали почти семьдесят пять миль.
Я посмотрел в окно, на горы, увенчанные снежными шапками. Странно было наблюдать их с совсем другой стороны. Месяц назад я находился в аэропорту Солт-Лейк-Сити и фантазировал, что там, за горами. Теперь я это знал. Там тюрьма, вернее, могила.
– Я переставлял ноги, только и всего.
– Я звонил в твою Баптистскую больницу в Джексонвилле. Сказать, что все они в восторге, – ничего не сказать. Они рады, что ты жив. Все это время они ломали голову, куда ты подевался. «Не в его правилах взять и исчезнуть» – так они сказали.
– Приятно слышать.
– Что-нибудь еще? Хотелось бы хоть чем-то помочь тебе.
Я приподнял одну бровь.
– В моей больнице хорошо известно, кто из медсестер лучше остальных. Они обычно выделяются. Вот если бы ты мог…
Он закивал.
– Об этом я уже позаботился. Они уже приставлены к Эшли. Ей круглосуточно обеспечен наилучший уход.
Я перевернул пустую чашечку.
– У вас тут делают латте? Или капучино?
– Все, что пожелаешь!
Его ответ долго звенел у меня в голове. Мы вернулись в мир, где достаточно было попросить, чтобы получить любое количество кофе. Разница была колоссальной, просто невообразимой.
Ближе к полудню Эшли зашевелилась. Я прошелся по коридору, купил все необходимое и вернулся. Когда она приоткрыла один глаз, я наклонился и шепотом поприветствовал ее.
Она повернула голову и медленно открыла глаза.
– Я говорил с Винсом. Он летит сюда. Будет через несколько часов.
Она наморщила нос, слегка приподняла бровь.
– Это пахнет кофе?
Я снял со стаканчика крышку и поднес его к ее носу.
– Можно ввести его внутривенно?
Я дал ей сделать несколько глоточков.
– Второй лучший кофе в моей жизни. – Она откинула голову и блаженно зажмурилась.
Я сел на табурет из нержавейки на колесиках и подъехал к койке.
– Операция прошла успешно. Я говорил с вашим врачом. Мы с ним встречались раньше, участвовали в работе одной и той же секции разных конференций. Он – мастер своего дела. Если захотите, я покажу вам рентгеновские снимки.
За окном набирал высоту реактивный лайнер. Мы наблюдали, как он делает разворот и ложится на курс над нашими горами.
Она покачала головой.
– Никогда больше не полечу!
Я усмехнулся.
– Вас уже через три часа поставят на ноги и заставят ходить. Будете как новенькая!
– Вы меня обманываете?
– Я никогда не ввожу пациентов в заблуждение относительно их состояния.
Она улыбнулась.
– Настало время для хороших новостей. Пока мы с вами шлялись по горам, я слышала от вас только дурные вести, одна другой хуже.
