И тут у меня за спиной раздался твой голос.
«От чего ты бежишь?»
«Как ты здесь оказалась?»
«Пришла пешком».
«Как ты меня нашла?»
«По следам».
«По-твоему, это безопасно?»
«Я знала, что буду не одна», – ответила ты с улыбкой и перелезла на соседний камень, разгоняя крабов. Выпрямившись, ты прильнула ко мне. Сняла темные очки – «Costa del Mar», мой подарок, и оказалось, что у тебя красные от слез глаза. Ты смотрела на воду, пряча руки в длинных рукавах синего свитера.
«Ничего, что мы прогуляли занятия?»
«Ничего. – Я убрал с твой щеки слезинку. – Ты плачешь?»
Ты кивнула.
«Почему?»
Ты ударила кулачком по моей груди и прижалась ко мне.
«Потому что не хочу, чтобы это закончилось».
«Что «это»?»
Опять слезы в глазах. Одна слезинка повисла на подбородке. Я нежно вытер ее.
«Мы, дурачок. – Ты положила ладонь мне на грудь. – Наши ежедневные встречи».
«Вот ты о чем…»
Наверное, это и погнало меня за двадцать миль. Но даже на таком расстоянии я не находил простого ответа. Нас обоих ждало много боли.
Любовь старшеклассников – это одно, но выбор колледжа в зависимости от этой любви – это как раз то, от чего все нас с тобой предостерегали. Помнишь? Иногда я жалею, что мы тогда не прислушались к советам. Но в конечном итоге все равно прихожу к выводу, что мы не ошиблись. Я бы сделал это снова. Честно, сделал бы. Если бы можно было вернуться в прошлое, я бы сделал такой же выбор.
Хотя порой возникают сомнения…
Глава 10
Метелью намело три фута снегу. Если бы не мои снегоступы, я бы проваливался почти по пояс, да еще отморозил бы ноги. Они быстро бы окоченели. Я поймал себя на мысли: что бы ни случилось, главное, не потерять снегоступы. Я остановился, отмотал два отрезка веревки и привязал снегоступы к своим лодыжкам. Так серфингист привязывает себя к доске.
Нам следовало спуститься, однако сначала мне пришлось, наоборот, залезть еще выше, чтобы оценить обстановку. После этого я собирался включить GPS и произвести привязку к местности. Воздух был разреженный, камни покрылись скользким льдом, мне приходилось то и дело надевать снегоступы. Я оказался гораздо слабее, чем думал. Минуло время обеда, когда я завершил восхождение на небольшой хребет над плато. Место падения самолета осталось в тысяче футов подо мной. Увидеть окружающее пространство я смог только перед закатом.
Увиденное произвело удручающее впечатление. Я надеялся разглядеть какие-нибудь признаки цивилизации: огонек, дым из трубы, постройки, хоть что-то, куда можно было бы направиться. Сколько я ни поворачивался, впиваясь глазами в горизонт, правда не становилась менее неприглядной.
Повсюду, куда ни глянь, нас окружало безлюдье. Ни единого признака человеческого присутствия!
Только покрытые снегом пространства, кривые заостренные вершины на 60–70 миль в любую сторону. Найдите слово «заброшенный» в словаре – и вы поймете, что я испытал, стоя на вершине хребта. Я включил GPS и сориентировался, подтвердив то, что видели мои глаза. При помощи компаса я продублировал местоположение сторон света, определенных электронным прибором. Но кое-что меня удивило – количество озер и горных рек на экране. Их оказалось сотни, а то и тысячи. Зимой все они были скованы льдом, но я сохранил в памяти прибора несколько ближайших, чтобы внимательнее изучить их на следующий день.
В правом нижнем углу экрана я разглядел не то лесовозную дорогу, не то трассу снегохода, петлявшую и по ущелью между двумя горными вершинами. Я стал вглядываться в ту сторону, но не увидел ничего, кроме верхушек деревьев и острых скал. Нужно было поточнее определить направление при помощи GPS и компаса: ошибешься всего на один градус – и при таком расстоянии уйдешь в сторону на несколько миль. Я как раз увеличивал масштаб, когда экран прибора мигнул и погас. Я постучал по нему, как будто это могло помочь, но что толку? Батарейки сели от холода. Я зажмурился, пытаясь запомнить все увиденное на экране, чтобы через минуту добавить к чертежу, который набросал накануне. При всей отрывочности и приблизительности информации это было лучше, чем ничего.
Назад я повернул уже в темноте. Я так устал, что единственным желанием было повалиться и уснуть, но при мысли об Эшли, в тревоге ожидающей моего возвращения, я не мог не продолжить путь, как ни труден он был. Я намеренно подготовил ее к своему позднему возвращению, но знал, что сразу после захода солнца она начнет прислушиваться к каждому шороху. Каждая минута ожидания будет превращаться для нее в час. Так всегда бывает, когда кого-то ждешь. Минуты вырастают в часы, часы в дни, дни – в целые жизни.
Глава 11
Целую минуту я жил с мыслью, что тот наш разговор – про то, что я могу сильно задержаться, – стал последним. Чертова штуковина отказывалась включаться: ни зеленого, ни красного, вообще никакого огонька. Пять минут я тыкал во все кнопки, какие мог нащупать, теребил, переворачивал, менял местами батарейки. Наконец засунул прибор под рубашку, чтобы согреть его своим собственным теплом.
Если он сдох, то… Прямо не знаю. Какой будет моя реакция? В футболе это зовется «навал», в беге – «удар об стену».
Помню, как звонил тренеру и просил посмотреть на твои показатели и результаты. Сначала он был непоколебим. «Разве это повлияет на твое решение о поступлении?»
«Могло бы повлиять…»
Я услышал шорох бумаг.
«Забавно! У меня на столе оказалась лишняя стипендия».
Как все просто!
Вспоминая колледж, я понимаю, что это были лучшие деньки. Отец исключил себя из уравнения, и мы получили свободу быть самими собой. Расти вместе. Вместе смеяться. Ты нашла свой ритм и стала той бегуньей, которой, я знал, могла быть. Я просто радовался своей причастности к этому.
Наш последний учебный год. Медицинский факультет на горизонте. Моя карьера бегуна подходит к концу. Медали висят на стене и пылятся в ящике стола. Насколько я знаю, отец ни разу не приходил посмотреть на мои забеги. Но мое отношение к бегу изменилось. Он перестал быть моим, став нашим. Так мне нравилось гораздо больше.
Ты – лучший партнер по тренировкам в моей жизни.
А еще мы открыли для себя Скалистые горы, и они стали нашей отдушиной, нашей общей радостью.
Несколько дней тебя не было слышно. Я думал, ты занята, погружена в дела учебы, сдаешь экзамены или… Я не знал, что ты думаешь о нас. О тебе и обо мне. Милая, я не умею читать твои мысли. Не мог тогда, не могу и сейчас.
