Рядом закричала Ирка:
– Смотрите, что я нашла. – Ирка держала над головой здоровенную редьку.
Бригадир посмеялся и разрешил забрать трофей. Еще он разрешил взять домой немного цветной капусты. Капусту уносили в футболках.
В палате девочки налили в таз для белья воды и решили капусту сварить. Хотя там, на грядке, они ее ели и сырую. Ничего, вкусно. Только мошки попадаются. Ирка проглотила несколько случайно. Долго отплевывалась. Никто не знал, в какую воду класть капусту – в холодную или кипящую. Решили положить в горячую. Капуста разварилась. Все сидели и жадно ели, посыпая солью. Соль из столовой Лешка догадался прихватить. Все ничего, только капуста отдавала хозяйственным мылом.
– Надо было нарезать и в кастрюле сварить, – сказала Ирка.
– Все равно бы на всех не хватило, – ответила Алла.
– Тогда надо другой таз – чистый – попросить.
– Кто тебе его даст?
Но чистый, относительно конечно, таз нашелся в кладовке. Теперь каждый вечер они варили капусту и устраивали поздний ужин. Только бригадир вдруг рассердился – разрешал брать не больше пяти кочанов. Но девочки засовывали капусту в штаны, пока он не видел, и уносили кто сколько мог. Не будет же он их раздевать.
Это случилось недели через две после начала сбора капусты. Могло бы случиться и раньше. Алла неудачно резанула острым ножом по кочану и распорола себе руку. Глубоко, до кости. Она не закричала, а тихо позвала:
– Ир, Ира, иди сюда.
– Что у тебя там? – откликнулась Ирка.
– Я порезалась.
Ирка подошла, поставила ведро на землю и заорала, увидев Аллину руку. Точнее, заорала не от вида руки, а от другого зрелища – вся капуста вокруг Аллы была залита кровью. Кровь стекала по большим листьям, капала на землю. Ирка не растерялась. Стянула футболку, вывернула наизнанку – где почище – и стала перематывать Аллину руку. Перематывала, не переставая орать как резаная. Прибежал бригадир, выругался русским матом. Аллу отвезли на автобусе в больницу, наложили швы. Бригадир стоял в коридоре – зеленый от страха.
Аллу отправили домой. Работать она не могла. Лешка послал Екатерине Андреевне телеграмму – с номером поезда и вагона. Ирка плакала и тоже хотела домой.
– Может, мне тоже руку себе отхреначить? Так все надоело.
– Ты с ума сошла? Вернешься через две недели. Осталось-то всего ничего, – уговаривала ее Алла. – Я тебе все оставляю. И штаны, и перчатки, и крем.
Алла ехала одна в поезде. Ей, как ни странно, не хотелось уезжать. Там оставались Лешка с Иркой. Наверняка в конце смены ребята прощальный ужин устроят.
Екатерина Андреевна встречала Аллу на вокзале. Она увидела дочь с перебинтованной рукой и схватилась за сердце.
Две недели Алла лежала дома. Выходила только в поликлинику – на перевязки. Оказалось, что там – в деревенской больнице – рану плохо промыли и швы загноились. Рука болела. Но Алла не обращала на боль внимания. Она ждала, когда вернутся из лагеря Лешка с Иркой.
Алла шла из поликлиники с перевязки по дорожке, которая вела в арку. Увидела знакомую спину и вскинутую голову – Лешка всегда ходил, чуть запрокидывая назад голову. Точнее, она увидела две знакомые спины. Вторая была Иркина. Они уже входили в арку. Алла пошла быстрее. Хотела их окликнуть, но они бы все равно не услышали. Алла догнала их, когда они уже вышли из арки. Пошли направо, к Аллиному подъезду. Она почему-то решила, что Лешка сейчас проводит Ирку и поднимется к ней. Интересно, когда они вернулись? И почему не позвонили? Может, Лешка звонил или заходил, а дома никого не было – Екатерина Андреевна на работе, Алла в поликлинике. Но Лешка зашел в Иркин подъезд.
Алла вернулась в арку и заорала: «А-а-а». Они так дурачились с Лешкой. Разговаривали с эхом. Алла крикнула, арка глухо зазвенела. Мимо проходила женщина с ребенком. Ребенок тоже крикнул: «А-а-а» – и посмотрел на Аллу. Она улыбнулась и пошла домой. Набрала Лешкин телефон. Никто не отвечал. Алла посидела и пошла к Ирке. Поднялась на этаж. Позвонила. Дверь открыл Лешка. В руках у него были мокрые джинсы.
– Привет, – сказала Алла.
– Привет, – ответил Лешка и повесил на косяк двери джинсы. Судя по размеру, Иркины.
– Как дела? – спросила она.
Лешка покраснел и молчал. Из комнаты вышла Ирка.
– Привет, Ир. Вы когда вернулись? – спросила Алла.
– Три дня назад, – ответила Ирка. Лешка молчал и шел пятнами.
– А чего не позвонили?
– Собирались. Просто все некогда было.
– Как там в лагере?
– Нормально. А как твоя рука?
– Заживает. Ну ладно, я пошла. Просто я вас в арке увидела и удивилась. Думала, вы еще не приехали.
– Пока. Созвонимся, – сказала Ирка.
Алла вернулась домой. В руке вдруг запульсировала боль. Почему Лешка не пришел? Что могло случиться за это время? Почему они такие странные?
В дверь позвонили. Алла думала, что вернулась мама. Но на пороге стоял Лешка. С гитарой.
– Привет, – сказала Алла.
– Привет.
– Что случилось? Вы чего такие странные? Почему ты не зашел, когда вернулся? Мама про тебя спрашивала.
– Я не мог. Прости меня. Понимаешь, я теперь с Ирой. Гуляю.
– В каком смысле?
– Понимаешь, мы там, в лагере, ужин прощальный устроили. Ну и вот…
– Вы переспали?
– Ну да.
– Понятно. Ты теперь у нее живешь?
– Пока да. У нее родители на даче.
– А как же я?
– Прости меня. Екатерине Андреевне привет передавай.
Лешка ушел. Алла заплакала. У них с Лешкой ничего не было. Целовались пару раз. Но так, в шутку. Почему он выбрал Ирку? Наверняка она сама к нему полезла. Добилась своего. Если бы на месте Ирки была какая-то другая девушка, Алла бы даже не расстроилась. Все-таки они с Лешкой были как брат и сестра. Но Ирка? Алла почему-то ревновала Лешку. Как мужчину, а не как брата.
На этом сюрпризы не закончились. Вечером Екатерина Андреевна вернулась с работы не одна. С мужчиной.
– Вот, Алуша, познакомься, это Виктор Ильич. Мой друг.
– Очень приятно, – сказала Алла.
Виктор Ильич ей не понравился. Старый, с палочкой. Взгляд такой надменный. Палочку он оставил в прихожей и пошел в большую комнату, а не на кухню. Екатерина Андреевна суетилась с чаем. Они пили чай. Виктор Ильич спросил у Аллы про учебу и про планы на поступление. Алла сказала, что еще не решила. После чая Виктор Ильич попрощался, взял палочку и ушел.
– Мама, это кто?
– Понимаешь, Алуша, Виктор Ильич сделал мне предложение. Я не знаю, соглашаться или нет?
