Войдя в церковь и увидев, что та почти пуста, Люка язвительно улыбнулся – никто из местных жителей демонстративно не явился на отпевание, лишь на одной из дальних скамей сидела Анджела, домработница Мальволио. Люка кивнул ей и двинулся по проходу между скамьями.
Позади раздался звук открывшейся двери. Все еще надеясь увидеть Софи, Люка обернулся. Но это был всего лишь Пино, бывший мальчишка-посыльный, уже превратившийся в юношу. Он вошел и сел на скамью. Люка кивнул и ему тоже.
Пока шло короткое отпевание, он снова думал о Софи. Она должна была сегодня быть здесь. «Если бы она любила меня, – рассуждал Люка, – то была бы в такой момент рядом со мной».
Какая ирония судьбы! Мальволио сам оплатил вперед свои похороны и заказал большой дубовый гроб с богатой отделкой, но эту роскошь почти никто не увидел – ведь все предпочли остаться дома.
После похорон Пино ушел, а Люка, поблагодарив священника, покинул кладбище вместе с Анджелой.
– Я приготовила поминальный обед, – сказала она, – но, боюсь, гостей будет немного, и оставшейся еды мне еще надолго хватит.
Люка криво улыбнулся и ответил:
– Знаешь, несмотря на все деньги и власть, у отца не было ничего. Ничего, что действительно важно в жизни.
– Я думала, Маттео приедет с тобой. Слышала, что у вас обоих дела идут хорошо.
– Он сейчас в деловой поездке на Ближнем Востоке. Предложил поехать со мной на похороны, но мне хотелось побыть тут одному.
Впрочем, на самом деле, не совсем одному. Глазами Люка обшаривал улицу, не теряя надежды, что Софи вдруг появится.
Он понимал, что ему следует уехать прямо сейчас. Его юристы позаботятся об оформлении наследства. Люке было невыносимо самому вдаваться в подробности – ведь его отец владел и домом Пауло, и домом матери Беллы.
Большинство жителей городка передали свои дома Мальволио в момент финансовых трудностей или проблем со здоровьем в обмен на обещание, что он им поможет и обо всем позаботится.
Поэтому неудивительно, что церковь сегодня была почти пустой. Несомненно, едва Люка уедет отсюда, все жители городка отпразднуют конец диктаторства его отца. А еще было ясно, что куда больший повод для праздника у них будет довольно скоро, когда юристы исполнят распоряжения Люки.
Ему не нужно ничего из отцовского наследства. Потребуется немало времени и труда, но все же все дома, приобретенные Мальволио нечестным путем, вернутся к своим владельцам или их наследникам. Впрочем, местные жители узнают об этом, когда Люка уже уедет.
Он вместе с Анджелой подошел к своему автомобилю и заглянул в усталое, напряженное лицо домработницы.
– Когда мне освободить дом? – спросила она.
– Тебе не придется отсюда уезжать. – Этот вопрос он тоже уже обсудил со своими юристами. Не желая заставлять Анджелу переживать еще целую ночь, Люка пояснил: – Я оформлю дом на твое имя.
Женщина покачала головой:
– Бордо-дель-Чело стал популярным курортом. Недвижимость тут вздорожала.
– Это твой дом. Надеюсь, теперь в нем будет больше счастья. – Люка слабо улыбнулся. – Могу я попросить тебя побыть в нем какое-то время хозяйкой?
Анджела кивнула, еле сдерживая слезы, и пригласила:
– Зайдешь?
Но Люка отказался:
– У меня слишком мало добрых воспоминаний об этом доме.
– Ну хотя бы ненадолго.
Вспомнив, что одно хорошее воспоминание все-таки связано с этим местом, Люка кивнул.
Он не был тут с той ночи, когда сюда ворвалась полиция.
В день своего освобождения после того, как Софи отказалась поехать с ним в Лондон, Люка не пошел на празднество в отель, а, сидя на песке, размышлял над ее словами.
И сейчас он тоже их вспомнил, войдя в кухню, где Софи в тот памятный вечер сидела на столе.
– Я тут осмотрюсь, – сказал Люка и начал подниматься по лестнице, тщетно стараясь не думать о том, как неистово они с Софи тут целовались.
Когда он вошел в свою спальню, ему показалось, что прошлое вернулось. В комнате все осталось так, как было в последний раз. Анджела лишь поддерживала здесь чистоту.
Люка закрыл глаза, вспоминая, что происходило тут тем вечером до того, как появились полицейские – как он с Софи строил планы о будущем. Теперь, став мудрее с годами, а также после стольких мимолетных романов, он понимал, что никогда и ни с кем у него даже близко не было того, что он обрел с Софи. Лишь сейчас стало ясно, что тогда между ними зародилась любовь. У них появился шанс стать счастливыми вместе, и в тот же день его у них украли.
Люка выдвинул ящик комода, ожидая найти в нем лишь свои старые тетради и школьные табели, которые когда-то прятал от отца, потому что в них были неважные оценки. Но то, что он обнаружил, заставило его сесть на кровать и обхватить голову руками.
Сережка Софи – тоненький золотой обруч с маленьким бриллиантом возле застежки. Единственное осязаемое напоминание о том дне, мгновенно вызвавшее поток воспоминаний. Вот Софи стоит у двери, и этот крохотный драгоценный камушек сияет, привлекая внимание Люки. Но не к серьгам, а к глазам Софи.
Она тоже должна была, пересилив себя, приехать сегодня сюда, если бы любила его.
– Ты искал ее? – поинтересовалась Анджела чуть позже, когда они пили кофе на кухне.
– Кого? – Люка попытался прикинуться, что не понимает, о ком идет речь.
– Ту женщину, с которой полжизни был помолвлен. Которая вышла из этого дома в одной рубашке на глазах у всего города. Которую ты опозорил в суде. Уверена, что нет нужды называть ее имя.
– В суде я не мог сказать иначе.
– Я это понимаю.
– А вот Софи – нет.
– Она тогда была молода, – сказала Анджела.
Люка кивнул.
– Но куда больше ее расстроило то, что в разговоре с отцом я назвал ее крестьянкой… – Люка улыбнулся и закатил глаза. – И, в довершение ко всему, я взял да и сказал ей то же самое на пляже в день, когда вышел из тюрьмы…
– Ты сказал это Софи?! – воскликнула Анджела, а затем улыбнулась. – Она так похожа на свою мать. Роза в гневе могла одним только взглядом содрать с человека кожу… Помню, как она пришла в этот дом и начала кричать на Мальволио, требуя, чтобы он оставил ее семью в покое… – Домработница осеклась, не желая обсуждать подобные темы даже после смерти хозяина.
Люка смутно помнил тот день. Роза тогда постучала в их дверь, а потом кричала что-то, стоя в коридоре.
«А я уже и забыл про это», – подумал Люка. Ему тогда было всего восемь или девять лет.
Его мысли прервала Анджела:
– Когда ты обозвал Софи крестьянкой, ты ведь тоже был моложе, к тому же только что вышел из тюрьмы – тут уж было не до здравого смысла. – Люка кивнул. – Так все-таки ты искал ее?
