Несчастной Чу Ин разбинтовали ноги, чтобы она не могла никуда сбежать. Орхидея еженедельно наведывалась к девушке, желая лично проследить, что беременность той протекает благополучно. Китаянка, начинавшая понимать, почему ее содержат взаперти, скрывая от посторонних глаз, часто плакала. Желая разжалобить императорскую фаворитку, Чу Ин рассказывала ей о себе и своей семье. Отец девушки раньше служил на незначительной чиновничьей должности, денег получал мало, а взяток ему никто не предлагал, и частенько их семья едва сводила концы с концами. Чу Ин подрастала и становилась все красивее, так что многие богатые чиновники приезжали свататься. Но отец всем отказывал, считая женихов корыстными и бессердечными, недостойными девушки, которую многие сравнивали с феей реки Ло. Едва Чу Ин исполнилось шестнадцать лет, как отец ее скончался, оставив семью без средств. Мать, узнав, что во дворец набирают служанок, отправила дочь туда, соблазнившись высоким заработком…
Орхидея внимательно выслушивала служанку, отмечая про себя удивительные совпадения с собственной жизнью до попадания в Запретный город. Она распорядилась содержать китаянку как можно бережнее и сама не раз угощала ее пирожными. Девушка перестала плакать и начала даже радоваться визитам разноглазой маньчжурки.
Когда у Чу Ин начались родовые схватки, она принялась горячо клясться молчать о ребенке, что и единственное, о чем она просит, — это оставить ей жизнь. Ласково поглаживая пленницу, Орхидея заверила ее, что за прошедшие месяцы сроднилась с ней, как с сестрой, и волноваться не о чем. Впервые за все время заточения китаянке разрешили покинуть комнату — Орхидея пригласила ее в свою спальню, и с помощью евнухов девушка перебралась туда.
К вечеру схватки усилились. Младенец вот-вот должен был появиться на свет.
Роды принимали Ли Ляньин и двое его подручных. Орхидея находилась рядом, пристально наблюдая за их действиями. Заткнув истошно кричавшей роженице рот тряпичным кляпом, евнухи подхватили ее под колени, удерживая в вертикальном положении, а стоявший перед ней на коленях Ли Ляньин помогал плоду покинуть чрево. Стоны Чу Ин напоминали протяжное глухое мычание. Взгляд ее, полный боли и отчаяния, искал встречи с глазами Орхидеи. Время от времени «сестрица» ободряюще улыбалась ей и благосклонно кивала.
В полночь своды комнаты огласились жалобным тонким плачем. Личный евнух Орхидеи поднялся и, держа ребенка в руках, торжествующе повернулся к хозяйке:
— Это мальчик!
Орхидея шагнула в его сторону, рассматривая перепачканное кровью и слизью сморщенное тельце, лежавшее в ладонях слуги. Глаза младенца казались крепко зажмуренными, багровое личико — бесформенным. Маленький беззубый рот заходился в прерывистых криках, а скрюченные ручки и ножки подрагивали.
Пока Ли Ляньин управлялся с пуповиной, его подручные не теряли времени. Обмотав шею роженицы длинным матерчатым ремнем, они потянули его концы в разные стороны. Чу Ин извивалась всем телом и, ломая ногти, тщетно хваталась за впившуюся в кожу ткань. Ее изуродованные пятки стучали по полу, лицо стремительно синело, глаза закатились.
Мельком взглянув на возню помощников, Ли Ляньин уложил ребенка в корзину и прикрыл ее верх тканью — плач младенца стал доноситься чуть глуше. Слуга вопросительно посмотрел на госпожу.
— Пора действовать, почтенная! — произнес он, протягивая Орхидее пиалу с заранее приготовленным снадобьем. — Выпейте это разом. Через четверть часа лекарство подействует, и ваше тело само избавится от плода.
Дивясь выдержке своей хозяйки, евнух наблюдал, как та без колебаний приняла из его рук предложенный отвар и поднесла пиалу к губам.
Орхидея, глотая вязкую горькую жидкость, не испытывала ни малейшего страха, хотя и сожалела о том, что талисман бессилен в защите от физических страданий. Ей предстояли преждевременные роды, и она бы испытала на себе все те мучения, которые наблюдала, пока от бремени разрешалась китаянка. Мудрый создатель Крокодила неспроста наделил фигурку способностью оберегать только от эмоций — это позволяло владельцу не делать ошибок и выживать в самых трудных ситуациях. А избавь навсегда человека от чувства голода, жажды или физической боли — и он умрет в скором времени, не заметив черты, за которой поджидает смерть.
Но для спасения от телесных мучений давно найдено достаточно способов. Одним из них верный евнух предложил ей воспользоваться, протянув другую пиалу — с опиумной настойкой. Во многом действия наркотика и серебристой вещицы казались схожи — оба подавляют тревогу, печаль, раздражение и гнев. Но Крокодил, в отличие от опиума, был не способен приносить радость и счастье, и в этом заключалось его преимущество — он всего лишь служил щитом. А бальзам из млечного макового сока, даруя облегчение и наслаждение, проникает в душу и разрушает ее. Ведь то, что вызывает привязанность, в конечном счете и губит.
Девушка привычно поблагодарила в мыслях свой талисман, с которым даже сильное дурманящее средство всего лишь усмиряло боль и не вызывало отупляющего привыкания.
— Все, что вам нужно, госпожа, — это громко кричать, — пояснил Ли Ляньин. — Страданий вы не почувствуете, но изобразить их необходимо — вас должны слышать обитатели дворца.
Орхидея едва заметно кивнула. Ей, щедро наделенной артистизмом, эта задача вполне по плечу. Едва к горлу подступила тошнота, а внутри начались судорожные толчки, наложница принялась так правдоподобно голосить, что евнухи настороженно переглянулись, а Ли Ляньин даже понюхал последнюю опустошенную хозяйкой пиалу, желая убедиться, что там была правильная настойка. Но Орхидея улыбнулась, показав, что все в порядке, и продолжила издавать душераздирающие вопли так искусно, что ни у кого из слышавших не возникло сомнений — в эту ночь она родила младенца.
Девушка отстраненно почувствовала, как нечто покидает опадавшее чрево. Окровавленный сгусток выскользнул между ее ног на пол. Один из евнухов нагнулся, потрогал безжизненное тельце, внимательно рассмотрел и сообщил:
— Это была девочка!
Ли Ляньин с облегчением выдохнул и радостно взмахнул руками.
Орхидею тотчас уложили на покрытый циновками топчан. Мертвые тела припрятали в нише, набросав сверху тряпья и заставив мебелью, а корзину с новорожденным мальчиком подхватили и с величайшей торжественностью вынесли из покоев…
…Рождение сына-наследника невероятно ободрило Сяньфэна, последнее время все чаще пребывавшего в тяжелых думах — военные неудачи его армии в действиях против иноземцев и китайцев-бунтовщиков омрачали сердце повелителя. Вместе с ним радовалась Великая императрица Цыань, сановники и дворовая челядь. Простой люд тоже предавался ликованию — почти в каждом доме по вечерам зажигались разукрашенные поздравительными надписями фонари.
В самом грандиозном сооружении Запретного города — Тронной палате высшей гармонии — император праздновал рождение сына, принимая подарки от многочисленных визитеров. Нескончаемая вереница подданных шествовала по мраморным ступеням, поднимаясь на террасу с установленными там солнечными часами, проходила мимо искусно высеченных в белом камне пятипалых драконов, шла вдоль золоченых урн для благовоний и благоговейно входила в зал, где на широком троне восседал в парадных одеждах владыка Поднебесной.
