— Твой приятель Бланко, — говорит Зеб. — Три ходки в больбол, насколько я помню.
— Да. Девушки, на которых он положил глаз, после этого долго не жили, и я была следующей в списке. Он уже перешел к побоям и накручивал себя, чтобы убить: это чувствовалось. Так что парад уродов или нет, но я многим обязана Адаму… Адаму Первому. Я только под этим именем его и знала.
— Не пойми меня неправильно. Он мой брат. У нас бывали размолвки, у нас были разные методы работы, но это другое.
— Ты ничего не сказал про Пилар, — Тоби переводит разговор. Ей неудобно слушать, как критикуют Адама Первого. — Она ведь тоже там была. В «Райском утесе».
— Да. Она в конце концов решила, что «Здравайзера» с нее хватит. Она давала Адаму инсайдерскую информацию, полезную для него — он хотел знать о возможных дезертирах из корпораций, чтобы попытаться уговорить их перейти на сторону добра. То есть на сторону Адама. Но Пилар сказала, что больше не может. После того как ККБ захватила так называемые обязанности по поддержанию правопорядка, корпорации получили право хватать, стирать в порошок и аннигилировать все, что захочется. Они делали деньги как безумные, и Пилар утверждала, что ей вредно находиться в такой атмосфере. Как она выразилась, это отравляло ее душу.
Криптики помогли составить легенду, чтобы по следам Пилар не помчались ищейки: у нее произошел инсульт, ее немедленно отправили в «Криогений» в заморозине, и вуаля, вот она уже на крыше здания в плебсвилле, одетая в тряпичный мешок, смешивает зелья.
— А также растит грибы, учит меня обращаться с опарышами и держит пчел. И все это она замечательно умела делать. Убедительно. Она научила меня говорить с пчелами — это я отнесла им весть о ее смерти. — Тоби взгрустнулось.
— Угу. Я помню. Но она не пудрила тебе мозги. Она по правде во все это верила. В каком-то смысле. Потому и соглашалась ежедневно рисковать жизнью в «Здравайзере». Помнишь, что случилось с отцом Гленна? Пилар могла точно так же отправиться через перила на шоссе. Если бы ее поймали. Особенно если бы ее поймали с шахматным слоном и тремя пилюлями.
— Она оставила их у себя? — удивляется Тоби. — Она же вроде бы собиралась отправить их на анализ. После того как Адам отдал их ей.
— Она решила, что это слишком опасно, — говорит Зеб. — Их вскрывать. И выпускать наружу то, что внутри, тоже могло быть опасно. Так что слон оставался в «Здравайзере-Центральном» все время, пока она была там. При побеге она взяла его с собой и переложила таблетки в собственного белого слона — из того набора шахмат, что она сама вырезала. Мы с тобой играли этим набором, помнишь, когда я выздоравливал. После того как меня порезали на очередном задании в плебсвилле. Куда меня послал Адам.
У Тоби перед глазами мелькают образы: послеполуденная дымка, Зеб лежит в тени. Его рука. Ее собственная рука передвигает белого слона. Смертоносного. Но тогда она этого не знала. Она вообще тогда очень многого не знала.
— Ты всегда играл черными, — говорит она. — Что случилось со слоном после смерти Пилар?
— Она завещала свои шахматы Гленну вместе с запечатанным письмом. Ведь это Пилар научила его играть в шахматы — давно, в «Здравайзере-Западном», когда Гленн еще был маленький. Но к тому времени, как Пилар умерла, мать Гленна вышла замуж за типа, с которым раньше кувыркалась в койке, — так называемого дядю Пита — и их перевели с повышением в «Здравайзер-Центральный». Пилар держала связь с Гленном через криптиков, и это Гленн организовал для нее анализы. И выяснилось, что у нее терминальная стадия.
— Что было в письме?
— Оно было запечатано. Наверное, инструкции, как открывать слона. Я бы наложил на него лапу, но Адам не позволил.
— Значит, Адам попросту отдал все это добро Гленну… Коростелю? Шахматы с таблетками внутри? Он же был еще мальчишкой.
— Пилар сказала, что он взрослый не по годам. А Адам счел необходимым выполнить ее предсмертное желание.
— А ты что? Это было до того, как я стала Евой, но ты-то уже был в совете. Такие важные вопросы выносились на обсуждение. У тебя наверняка было что сказать. Ты ведь был Адамом. Адамом Седьмым.
— Другие согласились с Адамом Первым. Я считал, что этого делать нельзя. Что, если мальчик попробует таблетки на ком-нибудь, не зная, к чему это приведет, как я когда-то?
— Похоже, он так и сделал. Добавив кое-что от себя. Судя по всему, они легли в основу «НегиПлюс» — отвечали за то, что происходило с человеком на следующей стадии, после так называемой неги.
— Да. Думаю, ты права.
— А как ты думаешь… Пилар знала, что он сделает с этими вирусами, или микробами, или как их? В конце концов?
Она вспоминает морщинистое личико Пилар, ее доброту, ее безмятежность, ее силу. Но под всем этим всегда крылась железная решимость. Не злоба, не вредность, нет. Может быть, фатализм.
— Скажем так, — говорит Зеб. — Все настоящие вертоградари считали, что нашу цивилизацию ждет крах. Что ему уже давно пора произойти. И что, может быть, чем раньше он произойдет, тем лучше.
— Но ты же не был настоящим вертоградарем.
— Пилар считала, что был. Из-за моего бдения. По уговору с Адамом я должен был принять должность. Ну это, Адама Седьмого. Адам сказал, что это придаст мне нужный авторитет. Повысит статус, как он выразился. А для этого обязательно было пройти бдение. Увидеть своего животного духа-покровителя.
— Да, я тоже это делала, — говорит Тоби. — Говорящие помидоры и недра звезд.
— Да-да, весь набор. Уж не знаю, что старуха Пилар туда намешала, но зелье вышло термоядерное.
— И кого ты увидел?
Пауза.
— Медведя. Которого я убил и съел, когда выбирался из пустошей в горах Маккензи.
— Он тебе что-нибудь сказал? — интересуется Тоби. Ее собственное животное-видение только загадочно на нее посмотрело.
— Не то чтобы. Но дал понять, что продолжает жить во мне. Он даже не очень на меня сердился. Был вполне дружелюбен. Человеческий мозг вытворяет просто удивительные вещи, если поковыряться в нейронах.
Став Адамом Седьмым, Зеб на законных основаниях поселился сам и поселил Люцерну с Рен среди вертоградарей. Но они не слишком хорошо вписались в компанию. Рен тосковала по охраняемому поселку и по отцу. А Люцерна слишком берегла маникюр, чтобы стать хорошей вертоградаршей. Ее участие в огородных делах равнялось нулю, и она всем сердцем ненавидела предписанную форму одежды — мешковатые темные платья с фартуками. Зебу следовало бы знать, что она недолго выдержит.
У самого Зеба тоже не было особых склонностей к переселению улиток и слизняков, варке мыла или уборке в кухонном отсеке, и они с Адамом пришли к договоренности о том, чем Зеб будет заниматься. Он учил детей искусству выживания и «предотвращению кровопролития в городских условиях». По мере того как движение вертоградарей росло, ширилось и обзаводилось новыми ячейками в других городах, Зеб выполнял обязанности курьера, связного между группами. Вертоградари не признавали мобильных телефонов и любой другой технологии; то есть кроме одного навороченного лаптопа, который Зеб держал в своем распоряжении, оборудовал шпионскими программами, чтобы следить за ККБ, и сплошь утыкал файрволлами.
