— Ну спасибо, — отвечает Джимми. Шрам красный, но рана затянулась. Тоби осматривает ногу: воспаления нет, ступня не горячая.
— Это нормально, — говорит она. — Зуд — это не страшно. Я тебе принесу лекарство.
Компресс: бальзамин, хвощ, красный клевер, думает она. Хвощ, наверное, проще всего найти.
— Я слыхал, ты повстречалась со свиноидом, — говорит Джимми. — И у вас вышел разговор.
— Кто тебе сказал?
— Дети Коростеля, кто еще? Они у меня вместо радио. Похоже, Черная Борода представил им подробнейший отчет. Они считают, что тебе не следовало убивать того хряка, но прощают тебя, потому что, может быть, тебе разрешила Орикс. Ты знаешь, что у этих свиней в мозгу — ткани префронтальной коры мозга человека? Факт. Инфа сто процентов — я с ними вырос.
— А откуда Дети Коростеля знают? — осторожно интересуется Тоби. — Ну, что я застрелила этого кабана?
— Свиноидиха сказала Черной Бороде. Не надо на меня так смотреть — я только передаю то, что мне рассказали. И вообще, если верить Рен, у меня были галлюцинации, так что вот. Может, не стоит мне доверять на предмет того, что реально и что нет.
Он криво ухмыляется ей.
— Можно я присяду? — спрашивает Тоби.
— Будь как дома. По примеру тысячи других посетителей. Эти чертовы Дети Коростеля шляются сюда все время, как им в голову стукнет. Они хотят, чтобы я им наплел еще всякого дерьма про Коростеля. Они думают, что я его пророк, бля. Что он со мной разговаривает через наручные часы. Конечно, я сам виноват, бля, ведь я же сам это придумал.
— И что ты им говоришь про Коростеля?
— Говорю, чтобы они пошли спросили тебя, — отвечает Джимми.
— Меня?
— Теперь ты по нему главный специалист. А мне нужно поспать.
— Но ведь… они говорят, ты знал Коростеля. Лично. Когда он еще пребывал на Земле.
— Можно подумать, это большая честь, — Джимми кисло фыркает.
— Это придает тебе определенный авторитет в их глазах.
— Это все равно что иметь авторитет в глазах… бля, мне так хреново — я не знаю даже, с кем их сравнить. В глазах у отмели мидий. У залежи устриц. У стаи додо. Что я хочу сказать, вот. Потому что я устал. Мои пророческие способности полностью исчерпаны. Если честно, эти чертовы Дети Коростеля уже давно выжали меня досуха. Я не хочу больше никогда в жизни вспоминать о Коростеле или слушать всякую херню о том, какой он хороший и добрый и всемогущий, и как он сотворил их в Яйце, а потом любезно снес с лица земли всех остальных, чтобы его Детям было хорошо. И как Орикс заведует всеми животными и летает в обличье совы, и даже если ее не видно, она всегда тут и слышит их.
— Насколько я понимаю, — говорит Тоби, — это согласуется с тем, что ты рассказывал им раньше. Для них это все равно что святое писание.
— Да, бля, я знаю, что это я рассказывал им раньше! Они задавали вопросы, типа, откуда они взялись и что это за гниющие мертвецы кругом. Я должен был им что-нибудь ответить.
— И сочинил красивый сюжет, — говорит Тоби.
— Ну, бля, не мог же я сказать им правду. Так что — да. И да, я мог бы придумать что-нибудь поумнее, и да, я не из мозговитых, и да, Коростель, должно быть, думал, что у меня ай-кью как у баклажана, потому что разыграл меня, как по нотам. Поэтому меня блевать тянет, когда они опять заводят свою волынку про Коростеля и принимаются петь ему хвалы, бля, каждый раз, когда слышат его имя.
— Но таков сюжет, от которого мы вынуждены плясать. Значит, придется работать с тем, что есть. Хотя некоторые моменты я еще не прояснила.
— Все, что хочешь, — отвечает Джимми. — Фишка перешла к тебе. Ты ведь им уже что-то рассказывала, так продолжай. Можешь додумывать что попало и ни в чем себе не отказывать. Они все сожрут. Я слыхал, у них теперь популярен Зеб. Держись этого сюжета, в нем есть потенциал. Главное, они не должны догадаться, что все вокруг — мошенничество и обман, бля.
— Это манипуляция, — говорит Тоби. — Ты перекладываешь ответственность на меня.
— А я и не отрицаю. Виноват. Хотя, по их словам, у тебя хорошо получается. Выбор за тобой: ты всегда можешь послать их на хер.
— Скажи, пожалуйста, ты понимаешь, что мы, в некотором смысле, находимся в осаде? — интересуется Тоби.
— Больболисты. Да. Рен говорила, — уже чуть серьезней отвечает он.
— Поэтому мы не можем допустить, чтобы Дети Коростеля слишком далеко убредали сами по себе. Они могут погибнуть.
Джимми задумывается.
— И что же?
— Ты должен мне помочь. Нам нужно согласовать свои сюжеты. До сих пор мне приходилось пробираться вслепую.
— А когда речь идет о Коростеле, никак иначе и не выйдет, — мрачно говорит Джимми. — Добро пожаловать в центр циклона. Он перерезал ей горло, ты знаешь? Хороший, добрый Коростель. Она была такая милая, такая… Я уверен, тебе следует об этом знать. И я застрелил этого мудака.
— Кому перерезал горло? — спрашивает Тоби. — Кого ты застрелил?
Но Джимми закрыл лицо руками, и плечи у него трясутся.
Поросенок
Тоби в растерянности. Что делать — утешить Джимми мягким материнским объятием (если предположить, что она на таковое способна), или это будет недопустимым вторжением в его личное пространство? Может, надо деловито, как медсестра в больнице, скомандовать «Не плачь!»? Или малодушно удалиться на цыпочках?
Не успевает она принять решение, как в комнату вбегает Черная Борода. Он необычно возбужден.
— Они идут! Они идут!
Он почти кричит, что редкость для Детей Коростеля: у них даже малыши не вопят.
— Кто идет? Плохие люди? — спрашивает Тоби. Где же она бросила винтовку? У медитаций есть и побочное действие: забываешь, как быть агрессивной.
— Они! Идем! Идем! — он тянет ее за руку, за простыню. — Свиные! Очень много Свиных!
Джимми поднимает голову:
— Свиноиды? Ой бля…
Черная Борода в восторге:
— Да! Спасибо тебе, Джимми-Снежнычеловек, что позвал Бля! Он нам понадобится, он должен будет нам помочь. Свиные несут мертвого.
— Мертвого кого? — спрашивает Тоби, но мальчик уже умчался.
Беззумные Аддамы побросали работу и собираются у ограды саманного дома. Некоторые вооружились топорами, граблями и лопатами.
Крозье — он только что выступил со стадом в сторону пастбища — спешит по тропе обратно. С ним Дюгонь, у которого в руках пистолет-распылитель.
— Они идут с запада, — говорит Крозье. Вокруг него толпятся париковцы.
Дети Коростеля собираются на площадке у качелей. Они совершенно не напуганы. Они тихо переговариваются, потом мужчины начинают двигаться на запад, словно желая встретить на полпути то, что оттуда идет. С ними несколько женщин: Мария Антуанетта, Соджорнер Трут и две других. Все прочие остались на площадке с детьми, которые без чьих-либо приказов сбились в кучку и стоят тихо.
