Но до этого приятного момента было еще далеко, так что Зебу ничто не грозило — главное, не лезть в чужие дела и косить под тормоза, пускай все думают, что он просто еще один нарик с прокуренными мозгами. Он ни с кем не якшался, не желая привлечь внимание очередного Чака.
Зеб следил за новостями и знал, что в ожидании суда преподобный выпущен под залог и публикует заявления о своей невиновности: он жертва воинствующих атеистов и врагов Церкви ПетрОлеума, левацкой клики, что похитила и убила его первую жену, эту святую женщину, и злобно распустила слухи о ее якобы побеге и последующем моральном падении; а поскольку сам преподобный этому поверил, то каждый последующий миг был для него пыткой. Затем это сборище нечестивцев зарыло Фенеллу в саду у преподобного — исключительно для того, чтобы замарать его имя и запятнать репутацию самой Церкви ПетрОлеума.
Значит, преподобный пока что живет у себя дома, а следовательно, имеет доступ к пастве Церкви ПетрОлеума. Может быть, не к истинным истинно-верующим, которые, скорее всего, отвернулись от него, узнав про обвинения в растрате. Но по крайней мере к более циничной прослойке — тем, кто пришел в ПетрОлеум ради денег. И еще преподобного переполняет до краев холодная, злобная ярость — ибо он питает подозрения, переходящие в уверенность, по поводу того, кто спровоцировал весь этот шум из-за костей Фенеллы, что все это время плавно трансформировались в перегной под альпийской горкой.
Предприимчивая Труди тем временем выпустила автобиографическую книгу о своих страданиях и начала давать многочисленные интервью в Сети. Как жестоко обманул ее преподобный! Выходя за него, она не сомневалась, что он — горюющий вдовец, посвятивший себя трудам на благо ближних. Она так хотела стать помощницей на ниве благочестия преподобному и матерью — сыну Фенеллы, малютке Адаму! Неудивительно, что этот молодой человек пропал, и разыскать его не удается. Он очень чувствителен, и пристальное внимание публики неприятно ему так же, как самой Труди. О, каким потрясением для нее стало открытие истинной натуры мужа-убийцы! С тех самых пор, как Труди об этом узнала, она непрестанно молится за душу Фенеллы и мысленно просит у нее прощения, хотя в то время понятия не имела о происшедшем. Ведь она, Труди, вместе со всеми поверила, что Фенелла сбежала с каким-нибудь бродягой — текс-мексом или что-нибудь вроде этого. Ей, Труди, теперь чудовищно стыдно за это ложное осуждение.
А теперь кое-кто из прихожан ее собственной церкви — людей, которых она считала братьями и сестрами по вере, — бойкотирует ее и даже обвиняет в том, что она с самого начала знала о воровских и разбойных деяниях преподобного и была его сообщницей! Лишь вера поддерживает ее в эти дни тяжких испытаний; и она, Труди, жаждет хоть одним глазком увидеть своего возлюбленного сына Зебулона, что совратился с истинного пути — и неудивительно, с таким-то папашей. Но она, Труди, молится за сына, где бы он сейчас ни был.
Пропавший возлюбленный сын не имел ни малейшего желания найтись; но ему страшно хотелось хакнуть какое-нибудь из слезливых интервью Труди и вставить туда обличающий ее призрачный голос. Хорошенькая, выходит, у него наследственность: папочка — психопат и мошенник, мамочка — эгоистичная лгунья, одержимая страстью к деньгам. Оставалось только надеяться, что вдобавок к эгоизму и жадности Труди была еще и мерзкой обманщицей и за спиной у преподобного перепихнулась с темноволосым незнакомцем в сарае. Если так, то другие свои таланты, более сомнительные — такие, как способность убалтывать женщин, умение тайком проникать в реальные и виртуальные окна и выбираться из них, умение хранить тайны, владение плащом-невидимкой (не всегда надежным), — Зеб унаследовал от своего настоящего, безымянного отца, бродячего рыцаря лопаты и тяпки, любителя потрахаться с увешанными золотом женами богатых клиентов.
Может, потому преподобный и ненавидел Зеба: знал, что Труди подкинула ему кукушонка, но не мог явно отомстить ей — ведь то, что лежит под альпийской горкой, они зарывали вместе. Он должен был либо убить ее, либо терпеть все ее шлюхины повадки. Жаль, что Зеб в свое время не догадался припрятать генетический материал преподобного — хотя бы два-три волоска или обрезка ногтей: тогда можно было бы провести генетическую экспертизу и успокоиться. Или не успокоиться. Но, по крайней мере, тогда он точно знал бы, кто его отец. Или кто ему не отец.
Насчет Адама, впрочем, сомнений не было: он был определенно похож на преподобного. Хотя и улучшенный вариант, с добавлением генов Фенеллы. Бедная девочка наверняка была из набожных — начисто вымытые руки (никакого лака для ногтей), волосы стянуты в пучок, простые белые трусы безо всяких рюшечек, жажда творить добро и помогать людям. Легкая добыча. Его хитрейшество наверняка расписал в красках, как она станет ему драгоценной помощницей на жизненном поприще и какое это высокое призвание. Наверняка объяснил еще, что человек, посвятивший себя такому благородному делу, обязан отринуть суетные удовольствия и радости. Зеб решил, что преподобный наверняка не утруждал себя такими мелочами, как доведение жены до оргазма. Вот же говенный секс у них был. По меркам нормальных людей.
Обо всем этом Зеб думал в своем сыром логове в недрах «Звездного взрыва», глядя дневные телепередачи или дроча на комковатом, грязном матрасе и одновременно прислушиваясь к воплям и вскрикам за хлипкой дверью квартиры. Бурление животной жизни, наркотический смех, страх, ненависть, безумие. У криков были свои разновидности. Беспокоиться надо было из-за тех, которые прерывались на середине.
Наконец объявился Адам. Сообщил время и место встречи и еще дал указания, как одеться. Не надевать красного и оранжевого; лучше всего простая коричневая футболка. И зеленого тоже нельзя: ходить в зеленом — значит заявлять о своих политических взглядах, а ведь сейчас идет открытая охота на экофилов.
Местом встречи оказалась неприметная «Благочашка» в квартале Нью-Астория, подальше от полузатопленных и опасных разрушающихся небоскребов на берегу. Зеб кое-как втиснулся за крохотный претенциозный столик, примостившись на шатком стульчике, напомнившем ему детский сад — в тамошние стулья Зеб тоже не помещался. Он нянчил в руках чашку с «Благокапуччино», подкреплял силы половинкой энергетического батончика и думал о том, что за пас прилетит сейчас от брата. Адам нашел для Зеба работу — иначе не стал бы вызывать его на встречу, — но что это за работа? Сборщик червей? Ночной сторож на фабрике щенков? Какими контактами успел обрасти Адам, где он был все это время?
Адам намекнул, что собирается использовать курьера-связного, и это тоже беспокоило Зеба: они всегда доверяли только друг другу и больше никому. Адам, конечно, осторожен. Но кроме этого он методичен, а следование методу может подвести. Единственное надежное прикрытие — непредсказуемость.
Скрючившись на стульчике, Зеб разглядывал входящих посетителей «Благочашки», надеясь узнать посланника. Может, этот гермафродит-блондин в блузке с голыми плечами и трехрогом головном уборе, расшитом блестками? Зеб надеялся, что нет. Или эта пухленькая женщина, жующая жвачку, в кремовых шортах, съеденных попой, с ретро-кушаком, перетянувшим талию? У женщины был слишком пустой взгляд, хотя пустой взгляд — практически стопроцентно надежная маска, во всяком случае, для девушек. Или вот этот кроткий мальчик ботанского вида — из тех, что в один прекрасный день хватают автомат и выкашивают своих прыщавых одноклассников? Нет, тоже нет.
