«Почему война так похожа на дурацкие детские розыгрыши? — думает Тоби. — Прячутся за кустами, выскакивают и кричат „Бууу!“. Или делают „бубух“. Разницы практически никакой, если не считать крови. Проигравший падает с криком, раскинув руки и состроив глупое лицо с разинутым ртом. Все эти древние библейские цари, что ставили ноги на шеи побежденных, вешали царей-соперников на деревьях, приказывали сложить кучу отрубленных голов — в этом есть что-то от чистой детской радости.
Может, именно это сподвигло Коростеля. Может быть, он хотел с этим покончить. Начисто удалить из нас эту часть: ухмыляющуюся первобытную злобу. Начать нас с чистого листа».
Тоби ест раньше других, потому что ее назначили стоять в карауле с ружьем на время всеобщего обеда. На обед — холодная свинина и корни лопуха, и в придачу — печенье «Орео» из пакета, восторгнутого в аптечно-хозяйственно-продуктовом магазине. Редкое лакомство старательно делят на всех. Тоби вскрывает индивидуальный пакетик и сначала слизывает сладкую белую начинку, а потом съедает шоколадные половинки печенья. Греховное удовольствие.
Перед началом послеобеденной грозы пятеро Детей Коростеля вносят Джимми вместе с веселеньким одеяльцем под крышу. Тоби сидит с ним, пока идет дождь — осматривает рану и умудряется приподнять больному голову, так что он проглатывает чуть-чуть грибного эликсира, не приходя в сознание. У Тоби уже кончаются грибы, но она не знает, где найти свежий запас, чтобы сварить еще эликсира.
С ними в комнате остается только один из Детей Коростеля, чтобы мурлыкать; остальные уходят. Они не любят закрытых помещений; они скорее готовы промокнуть, чем сидеть взаперти. Как только дождь перестает, четверо Детей Коростеля возвращаются, чтобы снова отнести Джимми на воздух.
Тучи расходятся, и выглядывает солнце. Возвращаются Крозье и Колибри со стадом париковец; они говорят, что ничего не случилось — во всяком случае, ничего особенного. Овцы были какие-то дерганые; Крозье и Колибри едва удержали стадо вместе. И вороны орали как ненормальные, но разве это что-нибудь значит? Вороны всегда орут.
— Что значит «дерганые»? — спрашивает Тоби. — Как именно вели себя вороны?
Но ни Крозье, ни Колибри не могут сказать ничего определенного.
Майна, прикрыв сутулые плечи джинсовой рубашкой, а голову — холщовой шляпой, пытается подоить одну из молочных париковец. Но дойка не задалась: овца лягается и блеет и в конце концов опрокидывает ведро, и молоко разливается.
Крозье показывает Детям Коростеля, как накачивать воду колонкой: когда-то это была чисто декоративная деталь в стиле ретро, а сейчас — единственный источник питьевой воды. «Одному Богу известно, что там, в этой воде, — думает Тоби. — Это грунтовая вода, и в нее наверняка просочились все ядовитые загрязнения в радиусе многих миль отсюда». Тоби решает, что отныне будет настаивать на употреблении дождевой воды, по крайней мере для питья; хотя со всеми далекими пожарами и, не исключено, авариями на ядерных электростанциях с выбросом облаков грязи в стратосферу про дождевую воду тоже одному Богу известно.
Дети Коростеля в восторге от колонки: малыши прыгают вокруг и вопят, чтобы на них направили струю. После этого Крозье демонстрирует им единственный образец солнечной энергетики, который Беззумным Аддамам удалось наладить — солнечная батарея питает всего две лампочки, одну во дворе и одну в кухонной сараюшке. Крозье пытается объяснить, почему горит свет, но Детей Коростеля это повергает в замешательство. Для них очевидно, что лампочки устроены так же, как люмирозы, как зеленые кролики, что выходят в сумерках — они светятся, потому что так их сотворила Орикс.
Ужин проходит за длинным столом. Белая Осока в фартуке с синими птицами и Ребекка в большом сиреневом полотенце, перевязанном желтой сатиновой лентой, раскладывают всем еду и сами садятся за стол. Рен и Голубянка на дальнем конце пытаются уговорить Аманду поесть. Постепенно, закончив дневные труды, подтягиваются все Беззумные Аддамы, кроме тех, кто стоит на часах.
— Приветствую тебя, о Рогатая Камышница, — говорит Белоклювый Дятел. Ему явно доставляет удовольствие называть Тоби давней кличкой, которую она носила среди Беззумных Аддамов. Он одет в простыню с рисунком из тюльпанов, а на голове у него наверчено что-то вроде тюрбана из наволочки с таким же рисунком. Угловатый нос торчит на обветренном лице, как клюв. Забавно, думает Тоби, как все Беззумные Аддамы выбрали себе в конспиративные клички названия животных, чем-то похожих на них самих.
— Как он себя чувствует? — спрашивает Дюгонь. На нем широкополая соломенная шляпа, в которой он похож на пухлого плантатора. — Наш звездный пациент.
— Он не умер, — отвечает Тоби. — Но не сказать, чтобы пришел в сознание.
— Если он в нем вообще когда-нибудь был, — замечает Белоклювый Дятел. — Мы звали его Тупиком. Это была его кличка среди Беззумных Аддамов в те незапамятные времена.
— Он был приспешником Коростеля на проекте «Пародиз», — говорит Майна. — Когда проснется, у нас будет к нему много вопросов. До того, как я забью его ногами насмерть.
Она фыркает, показывая, что это шутка.
— Вот уж истинно Тупик, — говорит Дюгонь. — Я думаю, он и понятия не имел, блин. Его разыграли вслепую.
— Разумеется, мы о нем не очень высокого мнения, если начистоту, — говорит Белоклювый Дятел. — Он участвовал в проекте по собственной воле. В отличие от нас.
Белоклювый Дятел пронзает вилкой кусок мяса.
— Милая дама, — обращается он к Белой Осоке, — вы бы не могли идентифицировать для меня эту субстанцию?
— По пъавде говоя, — у Белой Осоки британский акцент, — по пъавде говоя, нет.
— Мы были рабами, только занимались умственным трудом, а не физическим, — Дюгонь подцепляет вилкой другую отбивную. — Пленные мозги, вынужденные крутить ступальное колесо эволюции по указке Коростеля. Он прямо-таки наслаждался своей властью — думал, что ему под силу усовершенствовать человечество. Хотя он был гений, спору нет.
— Он не один работал, — говорит худой, хрупкий Колибри. — Это была целая индустрия, которую поддерживали биотехнологические корпорации. Люди готовы были платить любые деньги за такие сплайсы. Дети по индивидуальному проекту! Можно было заказать нужную ДНК, будто начинку для пиццы выбираешь.
У Колибри на носу бифокальные очки. «Вот когда у нас кончится вся оптика, мы действительно вернемся в каменный век», — думает Тоби.
— Но у Коростеля получалось лучше всех, — подхватывает Дюгонь. — Он добавил функции, о которых никто другой даже не подумал. Например, встроенный репеллент от насекомых. Гений.
— И женщины, которые не умеют говорить «нет». Кодировка цветом для визуализации гормональных процессов: обзавидуешься, — продолжает Колибри.
— Да, чисто как набор задач для мясного компьютера все это было не лишено интереса, — говорит Белоклювый Дятел и переключается на Тоби. — Позвольте мне разъяснить.
Он вещает, как на семинаре для аспирантов, и при этом режет зелень на тарелке на маленькие аккуратные квадратики.
