– Так в чём же дело? – обрадовался новый приятель. – Капитан как раз набирает матросов на наш корабль.
Они допили и, обнявшись и на два голоса распевая лихие моряцкие песни, отправились на грузовое судно «Борей», с минуты на минуту отплывающее в Амстердам.
Мытищи. Наши дни
Даша жила в небольшом посёлке недалеко от Мытищ, в деревянном доме на узкой грязной улочке. В похожей на кисель жиже, не высыхающей даже в летнюю жару, важно прогуливался петух и суетились пёстрые куры. За давно не крашенными деревянными заборами гремели цепями сторожевые псы, провожая машину сиплым лаем.
– Я ведь Егорку с детства знаю, они с матерью через дом от меня жили, – сидя на переднем пассажирском сиденье, по дороге рассказывала продавщица цветов. – Егор старше на восемь лет, поэтому даже не смотрел в мою сторону, когда я была девчонкой. Я тоже не обращала на него внимания. Ну, парень и парень. Вечно поддатый, шумный, горластый, с друзьями-приятелями всё время хороводился. Его мать, тётка Оксана, постоянно ругала. Дурак, говорит, непутёвый! Так дураком всю жизнь и проживёт. Больная она была, печёнкой мучилась. А потом в посёлке стали говорить, что Егора посадили на десять лет. Вроде бы они с Севкой Ежовым кого-то избили и ограбили. Пока Егор сидел, я вышла замуж, дочь появилась, Алёнка, но мужу быстро надоела семейная жизнь, и он сбежал в Москву. Я к тётке Оксане по-соседски заходила – прибраться, сготовить чего. А год назад соседка померла. Я написала Егору, позвала на похороны, он ответил, что вряд ли отпустят, и стали мы переписываться. Егор мне про свою жизнь рассказывал, а я ему – про свою. Что Алёнку одна ращу и что работаю на цветах без сменщицы, чтобы прокормиться.
А пару месяцев назад Егор вернулся из тюрьмы. Изменился, конечно. Тюрьма – она никого не красит. Нос ему вроде перебили. Другой стал. И пузо он отъел, а плечи вроде у́же стали. Да разве в этом дело? Главное, чтобы с уважением к людям относился. Егор-то мой не очень уважительный. Чуть что, заводится с полоборота, орёт, в драку лезет. Но я на это закрываю глаза. Главное, чтобы мужик в доме был. Стал он ко мне заглядывать. То соли попросит, то спичек. То предложит Алёнку из садика забрать. А то вдруг конфет принесёт для дочки, а мне – духи. Я сначала удивлялась – откуда, говорю, деньги, ведь не работаешь же. Сам ведь жаловался, что с судимостью никуда не берут. А он смеётся. Я больше и не лезу. Раз покупает гостинцы, значит, есть на что.
А месяц назад замуж меня позвал. Ну, я и согласилась. Кому я с ребёнком в этой дыре нужна? А Егор – парень видный, хоть и сиделый. Сыграли мы свадьбу, ну, думаю, пусть теперь только попробуют моего мужа на работу в торговый центр охранником не взять. Раньше, когда я разговаривала с начальником охраны, он ни в какую не хотел брать Егора, хотя и Володя Лукьянов за Егорку просил. Находились разные отговорки. А на прошлой неделе Егора наконец-то взяли. На место того пьяницы, который упился в мужском сортире. У нас охранники все пьют, особенно в ночную смену. Пьют, но меру знают. Чтобы на ногах не стоять – такого себе никто не позволяет. Сверни, Сонь, налево и останови у второго дома.
Я остановилась там, куда указывала Дарья, – у покосившегося штакетника, прямо напротив закрытой на ржавый замок калитки.
– Что-то не пойму, Егор-то где? – пробормотала женщина, выбираясь из салона машины. – Баб Зой! А баб Зой! – прокричала Дарья копающейся в соседнем огороде старушке. Старушка вскинула голову и выжидательно посмотрела на соседку. А Дарья продолжала: – Добрый день, баб Зой! Не знаете, рыбаки наши вернулись?
– Здравствуй, Дашенька, – прикрыв лоб от бьющего в глаза солнца измазанной в земле рукой, заулыбалась старушка. – Вернулись. Леща приволокли аж три ведра.
– А где они сейчас?
– Куда-то сломанный мотоцикл потащили.
Продавщица удивлённо присвистнула:
– Как это – потащили?
– Обыкновенно, как. Выкатили из сарая, к Володькиному «жигулёнку» прицепили и повезли. Сказали, что вроде бы едут в дальний гараж к знакомым механикам.
– К каким механикам? В какой гараж? – заголосила Дарья. – Им вечером на смену заступать! Пусть только попробуют напиться! Я их, поганцев, поубиваю!
– Поубивай, милая, поубивай, – покладисто кивнула соседка, снова принимаясь за работу. – А то управы на них нету.
Дарья выхватила мобильник из сумки и для очистки совести снова набрала номер мужа. И снова потерпела неудачу. Тяжко вздохнув, она спрятала аппарат и сердито посмотрела на меня.
– Вот паразит! Специально мобильник отключил, чтобы я его не дёргала, – хмуро сообщила женщина, отпирая калитку. И, кивнув в глубь участка, пригласила: – Входи, Соня, не стесняйся.
Я шла по дорожке из красного кирпича, по обеим сторонам которой зеленели образцовые грядки с огурцами, кабачками, капустой и луком. В глубине участка ветвились яблони, и кокетливо выглядывал остроконечный домик туалета. К удобствам от основной дороги вели кирпичные тропинки. Ещё одна кирпичная дорожка была кинута к крохотной баньке из круглых тёмных брёвен.
– Я с книжки деньги детские сняла и форму ему купила, – рассказывала Дарья. – Чёрную такую форму, красивую. Знаешь, Сонь, как у американских полицейских. И если Егора попрут с работы, то и форму, выходит, я зря покупала.
Торопливо шагая впереди меня, хозяйка пару раз наклонилась и выдернула с грядки только ей заметные сорняки. Затем, стуча каблучками по деревянным ступеням, взбежала на крыльцо, отперла дверь дома и вошла в сени. Миновала прихожую и устремилась в дальнюю комнату. И уже оттуда прокричала мне, скрипнув дверкой шкафа:
– Обожди минуту, я быстро. Только переоденусь! Ты проходи, Сонь, не стой в дверях!
Перешагивая через аккуратно расставленные в прихожей тапочки, я разулась и двинулась вперёд. И через пару секунд оказалась на кухне, через которую тянулись гирлянды свежепосоленной рыбы, подтверждая версию о рыбалке. Здесь было очень чисто и очень бедно. На подвесной сушке выстроились щербатые тарелки, разномастные ложки выглядывали из литровой банки на застеленном белой клеёнкой кухонном столе. В такой же банке стоял букет круглых жёлтых цветов, которые я видела на клумбе у дома. Следом за мной на кухню вошла Дарья в цветастом халате и, встав перед старенькой газовой плитой, принялась чиркать спичкой о коробок, зажигая конфорки.
– Вот она, рыбка! – указала хозяйка. И предложила, гремя большой кастрюлей, только что вытащенной из холодильника: – Давай-ка, Соня, борща навернём! Ты как, не против?
Присев на табуретку, я не могла не улыбнуться её радушию.
– Я с удовольствием.
– Вот и славно! Как раз на три тарелки осталось. Егору перед работой тоже борща налью. Он любит борщик. Потом я быстренько сырников напеку. Алёнка из садика придёт – поужинает. У тебя дети есть?
– Есть, – кивнула я, удивляясь, как у хозяйки всё ловко спорится. У меня так никогда не получалось. А может, просто не хотелось стараться для Глеба. Иногда я думаю, что если бы жила с любимым мужчиной, то из меня получилась бы вполне приличная хозяйка. – Есть. Сын. Большой уже.
