Ольга Николаевна, стало быть, выдала детективу желаемое за действительное...
– Я любил Еву, – без затей сообщил Евгений Терентьевич. – Мы с ней встречались не очень часто, – моя сука мешала...
Ольга Николаевна вновь показалась на пороге. Рот ее приготовился к гневному выкрику.
– Пш-ш-шла вон! – заорал Евгений Терентьевич.
Супруга его мгновенно исчезла.
– Нет, как вам это нравится?! Баба выходит за вас замуж ради бабок, а потом норовит качать права?! Да еще строит из себя святошу?! Знаете почему?
Алексей не знал и, честно сказать, знать не хотел.
Но это его не спасло.
– Потому что продалась! И теперь строит из себя целку-невидимку! Типа, это не она продажная, а это я сволочь! Все равно с ней разведусь. Слышишь, сучка, я все равно с тобой разведусь! И поедешь обратно к мамашке с папашкой в Самару, щи лаптем хлебать! Я нарочно приеду, чтобы посмотреть, как ты три картошки в церкву понесешь! А то повадилась к попам ходить, расщедрилась на мои бабки! Эти жирные, они страсть как любят ей грехи отпускать! А вот понесет она им три картошки, так я на них посмотрю! Как они твои грехи простят! Твою продажность! Твое постное лицемерие!.. Она подслушивает, – заверил он детектива, – не сомневайтесь! Даже если Евы больше нет, с этой селедкой мне не жизнь! Я ее ненавижу!!!
– Сволочь! – вновь возникла в дверях Ольга Николаевна. – Это я тебя ненавижу!!!
– Ну и иди в жопу, – равнодушно ответствовал ей супруг.
Алексею было душно, тяжко при этих семейных разборках. С некоторым трудом он сумел вернуть Евгения Терентьевича к делу.
– Евке смерти желать? – изумился он. – Ты рехнулся, детектив! Она единственной моей отрадой была!
– А если бы вы узнали, что она вам не верна? – гнул свое Алексей.
– Какое мне дело? Она ж не жена мне... Хотя лучше б эта селедка себе любовника завела! Все времени поменьше оставалось бы отравлять мне жизнь! – повысил он голос, чтобы жена услышала.
– Хорошо, допустим, к убийству Евы вы не имеете никакого...
– Что значит допустим?! Отрадой она мне была, говорю!
– Тем лучше. В таком случае вы хотите, я думаю, найти ее настоящего убийцу?
– А девка, которую арестовали, не настоящая, что ли?
– Нет.
Некоторое время Евгений Терентьевич смотрел на него тяжелым взглядом красноватых, набрякших глаз. Выпил, должно быть, немало.
– Я тебя спрашивать не стану, откуда ты знаешь, это твои дела. Но если ты мне лапшу двигаешь на уши, чтобы бабок с меня стрясти, то...
Алексей повернулся и направился к входной двери.
– Эй, постой!
Детектив принялся поворачивать массивный замок.
– Ну, слышь, вернись! Я так сказал, на всякий случай. Чего ты, как барышня...
– Я не как барышня. А как человек, чья порядочность не подлежит сомнению!
– Ух ты, спиши слова! – хохотнул Евгений Терентьевич. – Ты что, думаешь, я о тебе справки не навел, пока ты ехал?
– Тогда что за...
– Да ладно, я по привычке, кончай, проехали... Ты найди мне, кто Еву убил! Я эту гниду в подкову сверну! – И он повел в воздухе крепкими руками, чтобы показать, как именно будет сворачивать «гниду».
Детектив ничего лучшего и не желал. Выправили бумагу, и туго свернутый рулончик долларов лег в его карман.
– Нельзя исключить, что убийство Евы было направлено на то, чтобы вас запугать или о чем-то предупредить... – высказал еще одну мысль, нуждавшуюся в проверке, детектив.
Его собеседник задумался, и Кис видел, что самым честным и непосредственным образом, – явно такая мысль до сих пор его не посещала.
– Нет, – молвил Евгений Терентьевич. – Нет никаких причин. Денежных связей никаких у нас с Евкой не имелось, подкидывал я ей наликом и не бог весть какие суммы... Дел через нее не вел. А на мои сантименты давить, так для этого намекнуть сначала нужно было! Но никто из деловых не намекал. Да и то, все знают, что если б мне баба поперек бизнеса встала, так я бы ее сам придушил! Так что бабой на меня не надавишь, хоть всех разом прикончи!
– Всех?
Евгений Терентьевич зыркнул на детектива из-под тяжелых век.
– А это уж не твоя забота. Других никто пока не убил, так что и нос не суй. Ищи, кто Еву убил!
Вот и хорошо. Наличие других и живых любовниц косвенно подтверждало, что это преступление не связано с делами «олигарха».
– Мне нужна ваша помощь. Я должен срочно поговорить с девушкой, которую задержали по подозрению. Если ваших связей достанет, чтобы мне не препятствовали в УВД, где ее держат...
– Достанет. Напиши, какое.
– Тогда используйте ваше влияние, чтобы мне разрешили поговорить с ней. Сегодня же вечером.
– Будет. Через час можешь к девице этой пробиваться на встречу, я все устрою. Главное, найди, кто Евку погубил!
– Найду, если вы мне поможете.
– Так я ж сказал! Иди себе, а через часик... Или два... Ладно, я тебе позвоню, как только договорюсь... Давай свою мобилу!
* * *
Итак, у Алексея в распоряжении имелся час или два, чтобы вывести Дашу из-под удара. Если «олигарх» не подведет, конечно... И это время следовало использовать максимально эффективно!
Времени уже за десять вечера, аптека, где его знали и были готовы пойти навстречу любой его просьбе, уже закрыта, что осложняло дело. Впрочем, то средство, которое ему сейчас требовалось, возможно, в аптеках и не продается...
И Алексей позвонил Вере.
* * *
...Когда-то она была его клиенткой в одном паршивом деле
[5]
. Кис спас ее от ложного обвинения в двойном убийстве, да и вообще поддержал... Морально, так сказать. Плохо ей тогда было, очень плохо.
С тех пор между ними установилась своеобразная дружба. Встречались они редко, но каждый из них знал: позвони один в любое время дня или ночи – другой откликнется!
Правда, у Веры с тех самых пор ни разу – и слава богу! – не возникло необходимости просить сыщика о помощи. Зато у него случалось довольно много поводов обратиться к ней.
А все дело в том, что Вера была психологом. Настоящим, не книжным. К ее знаниям – и опыту, что немаловажно! – прибавлялся удивительный дар чувствовать людей... Нет, наоборот! Это знания и опыт прибавлялись к ее дару! Вот почему помощь ее была всегда драгоценна!
Но сейчас Вера требовалась Алексею вовсе не как психолог. Она работала сразу в нескольких местах: и наукой занималась, и частную практику вела, и в больницах – на бесплатной основе! – давала консультации в сложных случаях. В частности, в двух московских родильных домах. Потеря ребенка при родах, отказ от ребенка и прочие кризисные для женщин ситуации.