По законам гетто Бернд должен был сдать свой талончик, чтобы по нему больше не выдавали продовольствие, и явиться в течение 24 часов к поезду. «Ничто не предвещало его отъезда. Просто неожиданно всем мужчинам приказали отправиться в новый лагерь. Мы думали, что это будет нечто вроде Терезина, где-то в Германии. Условия могли быть хуже, но это все еще гетто… И никто не подумал, что свершается настоящая катастрофа».
И снова Анка, с трудом сдерживая эмоции, помогала Бернду собирать вещи. Мужчин созвали в один барак и разрешили проститься с близкими. Бернд и Анка обнялись и поцеловались, после чего пообещали, что встретятся снова. Бернд, все еще не зная, что его жена беременна, сел в загруженный поезд. Это произошло 28 сентября 1944 года, три года спустя после их прибытия в Терезин.
Без умиротворяющего присутствия мужа дни Анки слились в неразличимую серую массу. Она была совершенно подавлена, а вокруг оскаливался мир, полный горя и смерти. По приказу командования ее отправили на завод, где она обрабатывала слюду для свеч зажигания в самолетах. «Это называлось Glimmer. Слюда приходила небольшими прозрачными пластинами. Огромными острыми ножами мы нарезали ее тонкими слоями». Производство слюды было стратегически важно для люфтваффе, а многих евреев, в числе которых была и Анка, спасло от депортации.
Анка не представляла, как справиться с отчаянием и одиночеством на своей новой работе, где ей уже не удавалось находить дополнительные продукты для себя и единственного оставшегося родственника, слепого свекра. Немцы объявили, что им необходима еще тысяча людей для лагеря в Германии. В списке появилось имя Мицки и других друзей Анки из Праги. Она снова осталась в гетто из-за работы на военном производстве. Чтобы исключить волнения, руководство предложило волонтерам отправиться вместе со своими близкими в лагерь под Дрезденом. Они поощряли надежду на то, что если люди будут полезны на производстве, то им удастся выжить.
Сердце Анки бешено заколотилось, она решила последовать за Берндом. «К тому моменту я уже знала, что беременна. А муж не знал». Она была уверена – раз она выжила с мужем в Терезине, то сможет и в любом другом месте. Она не знала ни где он, ни в каких условиях, но во что бы то ни стало хотела быть рядом. «Германия была цивилизованной страной, подходящей для жизни» – так она обосновала «самую большую глупость в своей жизни». Они с Берндом выживали три года в гетто, потеряли сына и почти всех родственников. Она не верила, что бывает хуже. Девушка молилась о воссоединении и мечтала, что их определят на работу, где она сможет видеть своих родителей и сестер, и они вместе дождутся конца войны.
Анка боялась, что если станет медлить, то ее отправят в другое место и она уже никогда не найдет Бернда. Она собрала вещи – на этот раз более разумно, чем перед отправлением в Терезин, когда тащила с собой коробку пончиков, – в чем ей помогли оставшиеся друзья. «Я никому не рассказывала, что беременна. Но когда я начала укладывать платье, оставшееся от первой беременности, подруга спросила: “А это тебе зачем?” Я промолчала, а она едва не потеряла сознание: “О Господи, неужели ты беременна?” Она не могла понять, почему я соглашаюсь ехать по собственной воле».
Несколько дней спустя, 1 октября 1944 года, когда американские войска уже заняли линию Зигфрида в Западной Германии, Анка навсегда покинула Терезин. Вагон третьего класса был переполнен, люди чувствовали себя сардинами в жестянке. Двери захлопнулись, поезд издал длинный пронзительный гудок. Анка уговаривала себя не паниковать и надеялась, что дорога к мужу не займет много времени.
Ее молитва о следовании за Берндом была исполнена. Поезд остановился на станции в Дрездене, который заключенные считали местом назначения. Почувствовав облегчение, пассажиры поезда приготовились выйти и направиться в лагерь, где встретят своих родных. Изможденные, голодные и обезвоженные люди ждали в закрытом поезде, но внезапно он снова тронулся. Ко всеобщему ужасу, следующей остановкой был лагерь Баутцен, в 60 километрах на восток от Дрездена. В тот момент все поняли, как жестоко их обманули. «Медленно, но верно, на нас снизошло понимание того, куда мы направляемся», – вспоминает Анка, описывая всеобщий ужас при виде польских станций, пока поезд с угрюмым лязгом мчался все дальше на восток.
«Это направление вело в Аушвиц – чудовищный лагерь. Но тогда мы этого еще не знали».
Если бы малыш Дан выжил и Анка сошла с поезда с ним на руках, то сразу бы отправилась в газовую камеру. Но она несла новую жизнь внутри себя, и маленькое сердце билось вопреки всему.
Никто, кроме Анки, не знал, что она беременна, когда два дня спустя двери вагонов открылись и девушку встретил не улыбающийся лик мужа, а то, что позже она назовет «адом на земле».
Аушвиц-II-Биркенау
Приска
По прибытии в Аушвиц, второй из трех самых крупных концентрационных лагерей, поезд во словацкими заключенными встретили озлобленный лай собак и крики надсмотрщиков; людей начали грубо вытаскивать из вагонов. Отряд мрачных офицеров СС стоял неподалеку с орудиями наготове. «Мы не знали, что такое Аушвиц, ровно до того момента, как сошли с поезда», – говорит Приска.
В ужасе умолкнув, Приска и Тибор разглядывали сюрреалистичную картину окружающего мира: забор с колючей проволокой под напряжением, смотровые башни с пулеметами, рыскающие прожекторы. Со всех сторон на них глядела злоба и жестокость, то и дело слышался свист кнута и рык команд: «Вылезайте! Бросайте чемоданы! Быстро!»
Старые и молодые, одинаково беззащитные, выбирались из вагонов и выстраивались рядами. Не успевших обрести почву под ногами людей отделяли друг от друга, багаж был разбросан в грязных лужах. Некоторые женщины впадали в истерику, когда их вырывали из объятий близких, и каждая пыталась защитить своего ребенка от рук врага.
Приску оторвали от Тибора так резко, что она почти упала, но ее успела подхватить Эдита. Девушка кричала и лихорадочно пыталась отыскать мужа, но его уже было не видно в обступившей толпе. Продираясь через людей, она столкнулась лицом к лицу с офицером СС, имя которого узнает несколько позже – доктор Менгеле. Пока же для нее он был очередным эсэсовцем с непроницаемым лицом и холодными глазами.
Расплывшись в своей, казалось, прилипшей к бледному лицу улыбке, Менгеле спросил: «Что случилось, красавица?»
Выпрямившись и подняв подбородок, Приска дерзко бросила: «Да ничего особенного».
«Ну-ка покажи зубы», – приказал Менгеле.
На секунду девушка замешкалась, но все же открыла рот.
«На работы!» – резко выкрикнул он.
Чьи-то грубые руки толкнули ее к правой линии. Она ощутила, что тонет в бесконечном океане страдания, где нельзя остановиться и на секунду взглянуть назад. Тибор исчез в озверевшей толпе людей, растянувшейся на сотни метров, Эдита потерялась из виду.
Активно орудуя дубинками и прикрикивая «Шевелись!», надсмотрщики выстроили женщин в колонны по пять человек и погнали по коридору из колючей проволоки, по обеим сторонам которого были выкопаны рвы. Добравшись до кирпичного здания на окраине лагеря, женщины втиснулись в небольшую комнату, где им приказали раздеться для «дезинфекции».
