Даже само слово «эмигрант» на китайском языке означает не «отрезанный ломоть», как на нашем, а, напротив, — «мост на Родину». Таким образом, эмиграция изначально воспринимается китайской культурой (в том числе современной политической культурой управления) не как сборище потенциально опасных врагов или несчастных «изменников Родины», но как зарубежное продолжение Китая, как способ непосредственного распространения его влияния далеко за пределы страны.
С другой стороны, во многом благодаря наработанной за столетия культуре эмиграции китайское общество является сетевым по самой своей природе, что в полной мере выражается афоризмом, на наших глазах постепенно превращающимся в формулу государственного управления: «Китай не огражден государственными границами; Китай там, где живут китайцы».
Весьма существенно и то, что одной из исторически присущих Китаю форм самоуправления и самоорганизации являются тайные общества; эмиграция качественно усилила историческую традицию по их созданию и сделала многие из них транснациональными, а затем и глобальными.
Формирование эмигрантами из Китая собственных замкнутых сообществ, живущих по собственным законам и не допускающих внешнего вмешательства в свои дела, прямо предопределяет неформальность управляющих систем. Эта неформальность общественных связей является одной из важнейших черт не только эмигрантской, но и всей китайской культуры, в том числе до сих пор и культуры государственного управления.
Китайская цивилизация накопила колоссальный исторический опыт именно неформальных взаимодействий и не собирается отказываться от него, ибо он является одной из ее ключевых особенностей, одним из ее принципиальных конкурентных преимуществ. Исторические описания даже формально непримиримых противоборств
[5]
кишат эпизодами не только совместных действий вроде бы принципиально противостоящих друг другу сил, но и, что представляется даже более важным, согласованными действиями этих сил, предпринимаемыми по умолчанию. В этих действиях ненавидящие друг друга и жестоко воюющие друг с другом стороны достигают общей цели без всяких даже теневых контактов, демонстрируя тем самым высочайший уровень взаимопонимания.
Так, по воспоминаниям китайских официальных лиц, приведенных Г. Киссинджером в его книге «О Китае», обстреливая тайваньские острова через день, а не постоянно, власти континентального Китая тем самым передали тайваньским властям сигнал о нежелательности их отступления с островов (которые не были приспособлены для обороны, так как находились у берегов континентального Китая, далеко от Тайваня). Это было необходимо властям КНР для поддержания напряженности и вовлечения в конфликт США в целях сохранения возможности влиять на них и через управление конфликтом манипулировать ими. Руководство Тайваня поняло этот сигнал правильно и пошло навстречу своим коммунистическим врагам, не выведя свои войска с островов, несмотря на потери.
Сетевой и неформальный характер управления, свойственный китайской культуре, не только качественно повышает эффективность китайского государства (так как неформальные сети, включая даже преступные, сравнительно легко превращаются в проводников его политики), но и накладывает на него дополнительные, порою весьма обременительные обязанности.
Так, когда после видимого успеха экономических реформ (на первом этапе заключавшихся, по сути дела, в привлечении денег эмигрантов в континентальный Китай для развития в нем предпринимательской деятельности) китайскому государству удалось обеспечить серьезное влияние на общины эмигрантов, ему, по всей видимости, пришлось длительное время использовать это влияние отнюдь не для достижения каких-либо содержательных целей своей политики. Главной его задачей вполне неожиданно для него оказалось, насколько можно судить, миротворчество: недопущение резни между враждующими общинами выходцев из различных регионов континентального Китая, которые оказались соседями в различных, в том числе и фешенебельных, районах США и некоторых других тихоокеанских странах.
Тем не менее уже в начале 2000-х годов как крупные диаспоры за пределами Китая, так и основные тайные общества, за исключением Фаньлунгун, довольно эффективно и, разумеется, скрытно контролировались китайскими властями.
Наличие разветвленных и в основном неформальных китайских глобальных сетей (как коммерческих, так и технологических и политических) позволяет рассматривать само нынешнее руководство Китая как глобальную финансовую управляющую сеть, потенциально равнозначную пресловутым группам условных «ротшильдов» и «рокфеллеров», а вполне может быть — и им обоим. Практически полная непрозрачность, затрудняющая понимание ее образа действия и мотивацию, цивилизационные отличия, а также молодость в качестве участника организованных Западом международных рынков (исключающая наличие даже исторических исследований ее особенностей) существенно повышают ее эффективность.
Поэтому, несмотря на стратегический союз с «группой Ротшильдов», китайский глобальный капитал вполне может еще до начала кризиса Китая или в его ходе достичь самостоятельности и стать как минимум одной из трех доминирующих сил современного мира.
В то же время китайская глобальная финансовая управляющая сеть, пользуясь терминами Гегеля, является таковой все еще «в себе», но отнюдь не «для себя»: она далеко не полностью осознает как свои возможности, так и ограничения, накладываемые на нее растущей ее мощью.
Это объективно обусловлено невероятной скоростью ее развития и в особенности усиления. Возвышение Китая, его выход на авансцену глобальной политики были и остаются стремительными, далеко опережающими все мыслимые планы. Не стоит забывать, как еще в середине 2000-х годов китайское руководство безуспешно пыталось снизить темпы экономического роста хотя бы до 8 % во избежание «перегрева» экономики. В результате рост влияния Китая далеко опередил возможности его управляющих структур даже не по использованию, а хотя бы по пониманию этого влияния.
Сегодняшнее китайское руководство напоминает актеров, которые, благодаря длительным титаническим усилиям прорвавшись на первый план, чтобы играть главные роли в пьесе, совершенно неожиданно для себя обнаружили, что пьеса-то не написана, и придумывать ее предстоит им самим прямо по ходу стремительно разворачивающегося действа.
Китайские аналитики признают, что сознание современной китайской управляющей системы в целом драматически отстало от расширения сферы ее влияния и увеличения совокупной мощи последнего. В результате она, влияя в ходе решения своих текущих задач на весь мир не осознаваемым ею образом, вызывает столь же не представимые ею заранее и оказывающиеся неожиданными (а часто и болезненными для нее) обратные воздействия.
Этот феномен «внезапной обратной связи» представляется одной из основных проблем современной китайской управляющей системы, совершенно неожиданно для себя оказавшейся ключевым глобальным игроком со все еще региональным сознанием.
