Вторым фактом, объясняющим (хотя, разумеется, и не оправдывающим в полной мере) существование конспирологии, является естественность инстинктивной реакции на абсолютизацию традиционным марксизмом роли классовой борьбы в развитии человечества. Такая абсолютизация естественна для любого первооткрывателя: подобно многим иным (стоит вспомнить хотя бы Фрейда с половым влечением), Карл Маркс, подробно проанализировав исключительно высокую роль классовой борьбы в общественной истории, с неизбежным восторгом хотя и не первооткрывателя, но первого полноценного теоретического исследователя абсолютизировал ее.
Между тем не менее важным фактором, по-видимому, является борьба элит, властных группировок друг с другом. Попытка выяснить, что важнее — борьба классов или элит правящего класса внутри него, — представляется заведомо тупиковой, а сама постановка вопроса — не более чем вариантом вопроса о приоритете курицы или яйца. Наиболее вероятно, что классовая борьба и борьба элит внутри правящего класса как фактор общественного развития представляют собой классический пример диалектического единства и борьбы противоположностей. (Не стоит забывать и о том, что борющиеся элиты в критических ситуациях с охотой опираются на низшие классы, совершая, по сути дела, временное классовое предательство.)
Тем не менее мощная марксистская традиция, фокусировавшая внимание исключительно на борьбе классов и несправедливо отводившая борьбе элит второстепенную, заведомо подчиненную роль, в конце концов вызвала в качестве компенсационной реакции повышенное внимание к конспирологии, считающей основной движущей силой истории именно борьбу элит.
Принципиально, что в той степени, в которой конспирология опирается на фактические материалы и учитывает объективные исторические закономерности (как, например, в классических работах выдающегося российского историка А. И. Фурсова), она является полноценной наукой, своего рода органичным и необходимым дополнением традиционного исторического материализма. Лишь последовательный и принципиальный отказ от понимания объективных исторических закономерностей, смещение центра внимания с больших исторических процессов на хаос бесконечно малых взаимодействий (как это зачастую наблюдается в работах Кургиняна) уничтожает конспирологию как науку и превращает ее в спекуляцию, о которой было сказано выше.
Конкуренция вихрей не порождает устойчивой иерархии
Представления о существовании некоего глобального центра принятия решений, устойчивого «мирового правительства» являются неприемлемым упрощением, противоречащим самой сути глобального управляющего класса и объективно обусловленному характеру глобального управления.
Трансграничные управляющие сети, еще до средневековых рыцарских орденов и масонских лож, были, несмотря на старательно определяемые иерархии и тщательно выстраиваемые ритуалы, неформальными по самой своей природе организациями, цель которых полностью определяла набор средств, меняющихся в зависимости от обстоятельств.
Недостаточно гибкие (в том числе и слишком широко известные: анонимность есть одно из условий безопасности) структуры погибали — достаточно вспомнить французских тамплиеров или ассасинов — потомков ас-Сабаха, сметенных монгольским завоеванием. А наличие формальных организационных структур как раз и снижает гибкость.
Сила и мощь современного глобального управляющего класса всецело определяются сочетанием его абсолютной открытости и абсолютной внутренней конкурентности. Именно это сочетание является залогом его тотальности и, соответственно, всеобщности: любая сила, любая группа, обладающая достаточными влиянием и эффективностью, до самого распада глобальных рынков и обрушения современного человечества в новую депрессию втягивается в него, переваривается им и становится в конечном счете его частью.
Даже враждебность к глобальному управляющему классу и его целям не является помехой — достаточно ведения соответствующего образа жизни, исповедования соответствующего (наиболее эффективного в современных условиях) образа действия.
Как только человек утрачивает хотя бы одно из этих качеств — либо влиятельность, вызывающую интерес со стороны других представителей глобального управляющего класса, либо мобильность и энергичность, позволяющие реализовывать этот интерес, — он даже не выталкивается, а автоматически, сам собой выпадает из него, как отключенный от тока электромагнит отваливается от листа железа.
Именно этот безошибочный автоматизм включения в глобальный управляющий класс наиболее эффективных и влиятельных людей и исключения из него утративших свою силу является непосредственной причиной доминирования и сегодняшней непобедимости этого класса.
Внутренняя конкуренция (и соответственно эффективность) поддерживается среди прочего непрекращающейся, непрерывной борьбой почти всех его членов почти со всеми. Объединение в сети, кланы, кластеры, клубки и клубы, многие из которых случайны и непреходящи, некоторые весьма долговечны, а иные порождены предрассудками, является настолько гибким, что напоминает скорее вихри, чем привычные нам организационные структуры (хотя бы и сетевые).
Конкуренция распадающихся, вновь собирающихся, перетекающих друг в друга вихрей! — чтобы описать ее на привычном нам языке структур, придется создать новый раздел неэвклидовой геометрии и обнаружить после титанического труда отсутствие должных объемов достоверной информации, необходимой для подтверждения или отрицания даже простейших и примитивнейших гипотез.
Сама природа глобального управляющего класса — гибкость и конкурентность — не терпит структурирования, да еще столь косного, как привычные бюрократические управляющие структуры.
Объединение инициативных глобальных управленцев вокруг идей столь же стремительно, как объединение муравьев вокруг капельки меда, — и столь же преходяще, ибо новизна идей исчерпывается (и они поступают на разработку и практическую реализацию следующему, нижнему, корпоративному уровню управления) едва ли не быстрее, чем капля меда в алчущем муравейнике.
Любая внутренняя структуризация, любой регламент, любые обязательные для всех правила и инстанции неминуемо омертвят часть глобального управляющего класса, затронутую ими, и эта часть с неизбежностью выпадет из его состава, пораженная смертельной болезнью бюрократизма.
Любая формализованная структура, кроме совокупности перетекающих друг в друга, изменчивых и никого ни к чему не обязывающих клубов, являющихся всего лишь площадками для выработки зыбкой и постоянно меняющейся повестки дня, неминуемо снизит гибкость и конкурентность глобального управляющего класса и, соответственно, подорвет его эффективность.
Кроме того, в текучей и конкурентной среде невозможен никакой устойчивый баланс интересов, который неминуемо закрепляет собой любая постоянная структура. С одной стороны, это невозможно, потому что сам подобный баланс обязательно изменится, сделав неактуальной построенную на его основе структуру (классическим примером представляется Совет Безопасности ООН, да и вся эта замечательная организация). С другой стороны (и это исключительно интересно), каким бы ни был способ организации структуры, он неминуемо будет вынужденно основан на культуре одной из непримиримо соперничающих мировых цивилизаций.
