— Они доказали преданность Роме, доставив вексиллум и сообщив об орде, — напомнил я.
— Хорошо! — тряхнула головой Валерия. — Возьму до Малакки. Плата обычная: денарий в день простой всаднице и два вождю.
— Три! — сказал я. — У Амаги пятьдесят воинов, это почти две турмы.
— Ладно! — согласилась трибун. — Только чтоб в лагерь — ни ногой! Пусть ночуют в Степи.
«Не доверяет!» — понял я, но возражать не стал: предосторожность не лишняя.
— Хо! — воскликнула Амага, когда я сообщил новость. — Серебряная монета в день! Только за то, что будем скакать рядом?
— Не скакать, а вести разведку, — поправил я. — Если увидишь других сарм, нужно своевременно сообщить.
— Мои сармы охотятся и отъезжают далеко. Увидят чужих — немедленно прискачут. Скажи, тарго, а что потом? Мне нравится служить рома!
— Поговорю! — пообещал я.
— Тебя послушают! — уверила Амага. — Ты великий муштарим. Мы слышали, как рома кричали тебе приветствие. У нас хорошее оружие, кони, но денег мало. Когда разбогатеем, заведу собственное кочевье.
Куплю мужчин — двух или даже трех. Другие сармы станут проситься к нам в род…
Глаза ее мечтательно закатились. Я вздохнул и поскакал к своим. Сделал, называется, доброе дело! Теперь будут требовать…
Эта мысль занимала меня недолго. Мы вошли в лагерь, и любимой вздумалось рожать…
* * *
Врач общего профиля может принять роды: его этому учили. То есть читали лекции, демонстрировали наглядные пособия и даже водили в роддом, где в компании таких же студентов я наблюдал за процессом. Самому участвовать не пришлось, что и понятно. Вдруг случится что, как объяснить это безутешному (и разгневанному!) отцу? Студент накосячил? А кто его, жопорукого, к моей дорогой и бесценной допустил?! Да я вас всех порву! По судам затаскаю! Заплатите за моральный и материальный вред!..
Когда Вита ойкнула и схватилась за живот, я испугался. Мысленно ждал этого момента, а вот случилось, и я застыл. Зато не растерялась Валерия.
— Роженицу — в палатку претория! — гаркнула подчиненным. — Согреть воды, принести жаровню и чистое полотно. Можете взять мою простыню. Живо!
Преторианки забегали. Виту подхватили под руки и потащили в палатку. Я поплелся следом. Жену раздели, уложили на застеленный простынею стол и накрыли одеялом. Втащили жаровню с горящими углями, бронзовый таз и котел с водой, который водрузили на жаровню. После чего преторианки ушли, оставив медикуса когорты. Подслеповато щурясь, старушка двинулась к столу, и я спохватился.
Где в армии хорошие врачи? Ответ: в боевых частях — там, где от умения и знаний доктора зависит жизнь. А где плохие? В тыловых и парадных подразделениях. Работы здесь мало, практики никакой; знай пей водочку и получай денежное содержание. Амалия, медикус когорты, была из последних. Подслеповатая, старенькая, она любила выпить и вкусно поесть, а вот к делу относилась спустя рукава. Я не помню, чтоб она мыла руки перед осмотром. И это чудовище полезет в мою любимую?!
— Сам! — бросил я, отодвигая Амалию.
Та ничуть не обиделась, похоже, даже обрадовалась. Отошла в сторонку и стала наблюдать. Я откинул одеяло и согнул Вите ноги в коленях. После чего засучил рукава, вымыл руки и продезинфицировал их уксусом.
— Дыши!
Она заметила мое волнение и улыбнулась.
— Не бойся! Я быстро рожу. Гайя сама выберется, а я только немного помогу.
Мое воображение представило: Гайя, толкаясь ручками и ножками, ползет по родовым путям, а Вита подталкивает ее в попку. Я затряс головой, отгоняя наваждение, и ощупал живот роженицы. Воды отошли, плод легко определялся. Положение правильное… Вита дернулась и закусила губу. Схватки…
— Тужься!
Она закряхтела, и я, не веря глазам, увидел показавшуюся в родовом отверстии головку ребенка. Никогда не слышал о таких стремительных родах! Вернее, не читал… Опомнившись, я бросился помогать. Спустя короткое время в моих руках вякал младенец: красный, скользкий, но живой и здоровый. Старушка, заинтересовавшись, подошла ближе и склонилась, щуря подслеповатые глаза. Вдруг она охнула и осела на землю — прямо под ноги.
— Что там? — встревожилась любимая.
— Все нормально! — заверил я, отталкивая медикуса ногой. Нашла время падать в обморок! Детей не видела? Медикус опомнилась и куда-то уползла. — Не отвлекайся! Должен выйти послед!
К счастью, вода успела согреться. Я плюхнул ее в таз и попробовал локтем — в самый раз. Перерезав пуповину, я продезинфицировал ранку, после чего омыл новорожденного. При этом кое-что прошептал. Я не сведущ в религии — не было времени интересоваться, но тетя учила: окрестить может любой христианин. Понятно, что не по полному обряду. Но сказать: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа крещается раб божий…» достаточно. Вернемся в Россию, окрестим как положено. С именем экспериментировать я не стал: жена выбрала — пусть остается! После разберемся: есть ли такое в святцах.
Младенцу процедура омовения не понравилась, и он завопил. Я завернул его в пеленку. Орать он, однако, не прекратил.
— Дай ее мне! — попросила Вита.
Я поднес ребенка. Она развернула пеленку.
— Что это? — удивилась, ткнув пальчиком. — Хвостик?
— Хвостики не растут спереди, — сказал я. — У нас с тобой сын, любимая! Гай, а не Гайя. Нормальный человеческий мальчик, даже без хвостика.
— Мальчик?!.
Вита разрыдалась. Я смотрел, ничего не понимая.
— Мада говорила… — произнесла она сквозь рыдания. — Она родила трех сыновей, и все умерли. Человеческие мальчики у нол и сарм не выживают.
— Дура она, твоя Мада! — буркнул я, пеленая сына. — Нечего было от родного отца беременеть! Такие дети изначально слабые — близкородственное скрещивание. Но мы ведь с тобой не родственники?
— Да! — согласилась она.
— Мальчик у нас здоровый — сама посмотри! Вес нормальный — где-то десять либр
[17]
, ногтики на пальчиках имеются, руки-ноги на месте. И орет громко! Легкие сильные.
Она протянула руки, и я вложил в них младенца. Вита прижала его к груди. Ощутив материнское тепло, ребенок затих.
Я укрыл их одеялом и занялся последующими процедурами. Дело шло к концу, когда снаружи раздался топот. В палатку ворвались Валерия с центурионами. За их спинами маячила медикус.
— Стоять! — рявкнул я. — Здесь роженица!
Они замерли у порога.
— Игрр! — умоляюще сказала трибун. — Покажи!
Я оглянулся на Виту. Она кивнула. Я взял Гая, развернул и поднес любопытным.
— Руками не трогать!
