— Ма! — взмолилась я. — Ты говорила это сто раз!
— И сто первый скажу! — нахмурилась мать. — Не хочу, чтобы думали: ты получила центурию из-за меня.
— Никто и не думает! — вздохнула я. — Принцепс сама меня выбрала. Я спасла ее от убийцы.
— Этого мало, чтобы занять должность… — начала мать, но я перебила:
— Ма! Расскажи об отце!
В самом деле, сколько можно? Пора говорить о главном! Когда случай представится? Мать глянула на меня.
— Ты это с чего?
— Захотелось!
Мать подумала и присела.
— Он был хорошим человеком, — сказала, взгрустнув.
— Очень любил меня! — кивнула я. — Нас обеих… Я хочу знать, как вы познакомились.
Мать задумалась.
— Мне было под тридцать, — начала она, — и мы с Помпонией только-только получили центурии. Она предложила сходить в храм, посмотреть на мужчин: вдруг кто понравится? Центурионами стали, пора думать о детях. Пошли. Там я и увидела Константина… — мать помолчала. — Он сидел на ступеньках, печальный. Пришлые, когда их привозят в Рому, первое время грустят. Константин выглядел совсем потерянным, и мне стало жаль его. Я подошла, села рядом, спросила: могу ли помочь? Он ответил, что нет. Оказалось, он из страны, которая называется почти как наша
[13]
, и понимает латынь. Он сказал, что тоскует по дому. Я ответила: Рома — хорошее место, ему понравится. Если хочет, я могу показать ему город, рассказать о наших обычаях. Он подумал и согласился. Мы встали и пошли.
— Жрицы не мешали?
— Побоялись — я была в форме центуриона. К тому же это не запрещено. Константин утром сдал семя и мог быть свободен. Мы погуляли по Роме. Я показала ему Палатин, Курию — снаружи и изнутри. Пришлых не пускают во дворец принцепса, но я ведь центурион! Я сводила его на форумы и даже в термы. Мыться, правда, мы не стали, — мать улыбнулась. — Не то набежала бы толпа… Я угостила его обедом и на повозке отвезла в храм — к вечеру Константин устал. Пришлые не привыкли много ходить. На прощание он благодарил и сказал, что я очень хорошая. Он будет рад новой встрече.
— А ты?
— Объяснила, что не смогу приходить больше — жрицам это не нравится. Но он сможет навестить меня. Я сниму комнату в инсуле, пришлю подругу, и та расскажет, как меня найти. Константин согласился.
— Ты понравилась ему?
— Как и он мне. Константин ухаживал за мной: пропускал вперед, открывал передо мной дверь, в харчевне наливал вина. Потом я узнала, что в их мире так принято. Однако в тот день было очень приятно. Помпония помогла мне снять комнату и сходила в храм, где встретилась с Константином. На первое свидание он пришел с цветами, — мать улыбнулась. — Я так растрогалась, что бросилась его обнимать. А он смутился и покраснел.
— У вас с ним сразу случилось?..
— На третьем свидании. В первые два мы просто разговаривали. Рассказывали о себе, о своем мире, о том, что любим и о чем мечтаем. Говорили и не могли наговориться. А потом он обнял меня и прикоснулся губами к лицу. Я поняла, что это такая ласка, и ответила ему тем же. Мы стали целовать друг друга, а потом, не сговариваясь, сбросили одежды. В первый раз было так смешно! — мать улыбнулась. — Константин не умел ласкать женщин, их у него прежде не было. Что говорить про меня? В лупанарий преторианок не пускают, а заводить мужчину из нол треспарте позор. У меня были Дни, и мы зачали тебя.
Мать умолкла.
— Дальше! — попросила я.
— Свидания продолжались больше месяца. Потом кто-то донес, и в инсулу пришла стража. Мне грозила смерть: за связь с храмовым мужчиной нол казнят. Нас выручила Помпония. Она дежурила внизу и успела предупредить. Стража застала нас одетыми, ложе было не смято. Мы отрицали, что у нас связь. Стража не поверила, но доказательств не было. От меня пахло беременностью, но кто мог доказать, от кого она? Обвинить центуриона претория храмовая стража не решились. Она увела Константина, а назавтра его услали в Малакку.
— Мы ездили к нему. Я была маленькой, но помню.
— Он хотел на тебя посмотреть. Мы встретились тайно. Когда истек контракт с храмом, Константин выпил лекарство, лишающее мужчину возможности иметь детей. Он подписал контракт со мной и переселился к нам. Вот и все.
— Почему мы так долго жили в лагере?
— Я боялась завистников. Свой мужчина у нолы! У сенаторов их нет, а тут какой-то центурион! Константина могли сманить или принудить меня уступить его контракт. Он это понимал и не возражал. Освоил кузнечное ремесло, ремонтировал оружие…
— От него пахло дымом и кожей, мне нравились эти запахи. Еще он чудно пел.
— Меланколие — дульче мелодия, — затянула мать, — меланколие — мистериос амор…
— Меланколие, — подхватила я, — меланколие, дин армония инимий ку дор…
[14]
— Мы перебрались в домус, когда я стала трибуном, — продолжила мать, когда мы смолкли. — Его уже не могли отобрать. Но Константин к тому времени болел, и мне не удалось его спасти.
Она пригорюнилась, и я не стала ее тревожить. Самой тяжело: отца я очень любила.
— Почему ты заговорила о нем? — внезапно спросила мать. — Мечтаешь об Игрре?
— Да! — призналась я.
— Он напоминает Константина, — кивнула мать. — Такой же красивый и добрый. Мог выбрать богатую женщину, но предпочел «кошку». Константин согласился жить с нами, хотя мог пойти в лупы. Он много работал, чтобы помочь нам, хотя мог требовать содержания. Я до сих пор плачу, вспоминая его, — мать смахнула со щеки слезу. — Но Игрр все же другой. Он отчаянный, а Константин был тихим и бесхитростным. Игрр себе на уме и захочет быть главным в доме.
— Это не важно, ма!
— Есть и другая причина. У Игрра — Виталия.
— Он может взять вторую жену.
— Виталия не разрешит.
— Уговорю.
— Как?
— Предложу защиту.
— От кого?
— Флавии.
— Ты думаешь?.. — удивилась мать.
— Я в этом уверена. Видела, как принцепс смотрит на Игрра. В ночь, когда мы дежурили в Палатине, Флавия зазвала его в спальню и хотела соблазнить. Но тут явилась Касиния и помешала. Подумай сама! Почему принцепс послала сюда когорту? Ей нужна Виталия? Десять раз смешно. Виталия не интересовала Флавию, пока Игрр не отправился в Балгас. А теперь принцепс вытребовала права диктатора. Спрашивается, зачем? Заговор подавлен, причастные к нему наказаны. Она хочет Игрра! Прикажет расторгнуть его брак и заключит с ним новый. Кто сможет ей помешать? Никто!
