Эр-Джей садится рядом со мной, прислонившись спиной к столу. Плечи наши почти соприкасаются, в то время как лица смотрят в разном направлении.
Я прижимаю руку к груди, желая унять сердцебиение, и заставляю себя повернуться и посмотреть ему в глаза.
– Прошу тебя, послушай, – говорю я, беру его руку и прикладываю к своей груди. – Сердце мое трепещет от страха перед тобой.
Он пытается высвободить руку, но я держу крепко.
– Я умоляю тебя, Эр-Джей, умоляю, прости меня. – Зажмурившись, я продолжаю: – Я боюсь умереть, потому что сейчас только ты решаешь, остановится ли это исстрадавшееся сердце или исцелится и будет биться.
Я отпускаю его руку, и он кладет ее на колено, не отводя при этом взгляда. Я не выдерживаю и отворачиваюсь, мечтая сейчас оказаться где-нибудь в другом месте.
У меня ничего не получилось. Все кончено. Я буквально отдала ему свое сердце, а он все молчит. По щекам текут слезы, надо прийти в себя и поскорее бежать отсюда. Я не хочу, чтобы он видел, как я плачу.
В этот момент Эр-Джей обнимает меня за талию. Я поворачиваюсь и вижу, как теплеет его взгляд. Потом он улыбается и проводит пальцем по моей щеке.
– Я сегодня преодолел путь до Чикаго и обратно, а ты только плачешь.
У меня перехватывает дыхание.
– Ты был в Чикаго? Сегодня? Ради меня?
Он кивает.
– Одна девушка как-то сказала мне, что, если кого-то любишь, ни за что не захочешь от него отказаться.
– И поэтому ты приехал?
Эр-Джей берет мое лицо в ладони, и, когда губы наши встречаются, я закрываю глаза. Это мгновение становится воплощением всего, на что я надеялась – нет, во что верила. Я достаю из кармана камушек. За много месяцев я почти привыкла к нему, кажется, он даже перестал мне мешать. Впрочем, это ошибка. Этот камень символизирует тяжкую ношу.
– Я уже пыталась отдать его тебе в доме мамы, но, Эр-Джей, еще раз прошу тебя принять этот камень. Ты простишь меня?
На это раз он берет его.
– Да, я прощаю тебя. – Он проводит рукой по моим волосам. – Ты очень хороший человек, Анна. По-настоящему хороший.
Эти простые слова я мечтала услышать всю свою жизнь, пожалуй, они были бы приятны любому из нас. Горло сжимает от волнения, и я опускаю голову.
– Спасибо.
– Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы принять решение. – Он смотрит на камень. – Когда ты не можешь простить себя, сложно простить другого.
Я с ужасом жду, что он расскажет мне о ящике со снастями.
– Я никогда не говорил тебе о том, какова истинная причина, почему я занимаюсь Заком и Иззи.
– Они твои дети? – решаюсь спросить я.
– Нет. – Он покусывает нижнюю губу. – Их отец работал у меня. Он часто напивался в рабочее время, после десятка предупреждений я его уволил. Он умолял дать ему последний шанс, но я и слушать не желал.
– Ты сделал то, что был должен.
Эр-Джей вертит пальцами камень, разглядывая.
– Ну, я вполне мог этого и не делать. Рассел купил по дороге домой бутылку «Джек Дэниелс», заснул на полу в кухне и больше не проснулся.
– О боже… Эр-Джей…
– Ему требовалась помощь, а я просто отвернулся.
Я беру его за руку.
– Не кори себя. Прости. Теперь я понимаю, это единственное, что мы можем сделать.
Мы несколько минут молчим, взявшись за руки, и Эр-Джей поднимается.
– Пойдем, – говорит он мне. – Я хочу тебе кое-что показать.
Он ведет меня через стоянку вниз по дорожке из гравия. Я радуюсь, что мы проходим мимо сарая и он ничего не говорит о ящике Боба.
Мы идем по темному саду, и он рассказывает мне, что встретился в Чикаго с моей мамой.
– Я не мог поверить, что ты уехала, сказал ей, что возвращаюсь, и взял с нее обещание не звонить тебе. Хотел сделать сюрприз. Я гнал машину со скоростью девяносто миль в час без остановки до самого дома и очень боялся, что ты меня не дождешься.
– Я бы дождалась, даже если пришлось бы ждать вечность.
Он тянет меня за руку и целует ладонь.
– Я не понимала, почему ты закрыл винодельню в субботу, – улыбаюсь я. – Ведь летние выходные дни особенно ценны.
– Веришь ты мне или нет, но впереди у нас самый лучший год в жизни, – усмехается Эр-Джей. – А если мне удастся найти хорошего пекаря, я стану богачом. Не посоветуешь кого-нибудь?
– Конечно. Это я. Но учти, я работаю только в паре с мамой.
– Правда? Тогда считай, у вас есть работа.
Мы проходим еще сотню ярдов и останавливаемся у гигантского клена.
– Он твой, – говорит Эр-Джей и гладит ствол дерева. – Мы ждали тебя.
Футах в двенадцати над землей я вижу домик в ветвях. На глаза наворачиваются слезы.
– Это… для меня?
Он кивает.
Я бросаюсь ему на шею и целую в щеки, губы, лоб. Эр-Джей смеется, поднимает меня и кружит. Наконец он останавливается, и я беру и устанавливаю лестницу.
– О нет, – останавливает меня Эр-Джей. – Без секретного пароля ты туда не попадешь.
– Ладно, – киваю я. – Скажи мне пароль.
– Ты сама знаешь. Ты раньше мне говорила. Подумай.
Я улыбаюсь и вспоминаю наш ужин, в тот день я рассказала ему о своей детской мечте. Эр-Джей спросил меня о пароле, а я выпалила, что у меня есть любимый мужчина.
– Ну же. Ты должна помнить.
– У меня… – Я смущаюсь и опускаю глаза. – У меня есть… любимый мужчина.
Он усмехается.
– Но это не все.
– Эр-Джей? – неуверенно спрашиваю я.
Он кивает.
– А теперь в одно предложение.
– У меня есть любимый мужчина Эр-Джей, – запинаясь, произношу я.
– Тебе нравится? – шепотом спрашивает он.
– Очень, – отвечаю я.
Туманным утром мы гуляем вдоль залива. Мои волосы убраны в хвост, а лицо розовое от мыла Эр-Джея. На мне легинсы, в которых я была вчера, и его старая рубашка. Он обнимает меня за плечи, и мы молча идем по берегу.
Прошлым вечером я так и не решилась спросить его о ящике Боба, и знаю, что не спрошу никогда. Подумав, я пришла к выводу, что с того момента, как девять недель назад мы встретились в доме моей мамы, что-то произошло в его жизни. Эр-Джей либо понял, что мои обвинения не беспочвенны, либо простил мне ложь. И я не желаю знать, что это было.
Мы останавливаемся, и он достает из кармана Камни прощения. Один он оставляет себе, второй кладет мне на ладонь – это значит, я прощена. Мы смотрим друг на друга и одновременно бросаем камушки в озеро, а потом стоим, взявшись за руки, и наблюдаем за расходящимися кругами. Вскоре камни тонут, а поверхность озера становится ровной и спокойной. Теперь никто, кроме меня и Эр-Джея, не узнает, что она скрывает.
