Дороти шумно переводит дыхание.
– Я знаю тебя с того дня, как ты сюда переехала, Анна. Девочка с большими мечтами и большим сердцем. Я все знаю о твоем отце и том, как он растил тебя один с десятилетнего возраста. А вот о маме ты ничего не рассказывала. Только упомянула, что она предпочла вам другого мужчину.
– Я не желаю ничего о ней знать. – Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Меня злит, что женщина, о которой я ничего не слышала последние десять лет, вызывает во мне такую бурю эмоций. Фиона сказала бы, такова «тяжесть обиды». – Мама сама все решила.
– Возможно. Но мне всегда казалось, что это только часть правды. – Дороти отводит взгляд и качает головой. – Прости, я должна была поделиться с тобой своими мыслями раньше. Меня всегда это тяготило. Даже казалось, что я не делаю этого, потому что боюсь тебя потерять. – Она берет мою руку в свои ладони. – Ты должна помириться с мамой, Анна. Время пришло.
– Я простила Фиону. Теперь два камня я должна передать тому, у кого хочу получить прощение, а не тому, кого хочу простить.
Дороти пожимает плечами.
– Даровать прощение или просить. Я не думаю, что для камней это имеет значение. Смысл ведь в восстановлении гармонии в отношениях, так ведь?
– Послушай, Дороти, ты ведь не знаешь всего, что произошло.
– Мне кажется, что и ты тоже.
Я молчу и смотрю на нее.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Помнишь, когда твой отец был здесь в последний раз? Я тогда еще жила в «Эванджелин», и вы все пришли ко мне на ужин.
В тот раз папа приезжал в последний раз, хотя тогда мы этого и не предполагали. Он был загорелый и выглядел прекрасно, как всегда был в центре внимания. Мы сидели на балконе в квартире Дороти, пили вино и вспоминали веселые истории.
– Да, помню.
– Я уверена, он уже знал, что скоро покинет этот мир.
Загадочность в ее голосе и бездонные, невидящие глаза наводят на меня ужас, кажется, даже волосы на голове зашевелились.
– Мы с твоим отцом остались наедине, когда вы с Майклом ушли, чтобы принести еще бутылку вина. Он сказал мне кое-что. Он тогда много выпил, но хорошо, что так получилось. Мне показалось, ему надо было с кем-то поделиться.
Я жду, затаив дыхание.
– И что он сказал?
– Он сказал, что твоя мама до сих пор присылает тебе письма.
Я с трудом выдыхаю. Письма? От мамы?
– Не может быть. Думаю, всему виной алкоголь. Она почти двадцать лет мне не писала.
– Ты уверена? А у меня сложилось впечатление, что твоя мать многие годы не оставляла надежды с тобой связаться.
– Папа сказал бы мне. Нет, не может быть. Мама и слышать обо мне не желала.
– Но ты мне призналась когда-то, что сама разорвала ваши отношения.
Вспоминаю день своего шестнадцатилетия. Папа сидит напротив меня в ресторане «Мэри Мак» и широко улыбается, счастливо и открыто. Он кладет локти на стол, покрытый белой скатертью, и смотрит, как я открываю коробочку с подарком – подвеской с бриллиантами и сапфиром, слишком экстравагантное украшение для подростка.
– Это камни из кольца Сьюзен, – говорит он. – Я сделал эту вещицу для тебя.
Я смотрю во все глаза и вспоминаю мамину шкатулку с украшениями. В день, когда она уходила, папа заявил, что кольцо по праву принадлежит ему и мне.
– Спасибо, папочка.
– А вот и еще один подарок. – Он берет меня за руку и подмигивает. – Больше тебе не придется ее видеть, милая.
Я не сразу понимаю, что он говорит о моей матери.
– Ты уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Судья четко все обозначил в решении об опекунстве. – Лицо его выражает восторг, словно он выиграл приз. Я смотрю на отца, открыв рот.
– Значит, мы больше никогда не увидимся? Никогда?
– Ты сама этого хотела. Мама согласилась. Черт, она, наверное, рада не меньше тебя, что с плеч свалилась такая обуза.
Мне с трудом удается улыбнуться.
– Хм, ну да. Наверное. Если ты… если она так хочет…
Я отворачиваюсь, чтобы не видеть Дороти, чувствуя, как дрожат губы.
– Мне тогда было только шестнадцать. Она должна была просить о встрече, обязана была бороться за меня! Она ведь мать. – Голос мой срывается, и приходится помолчать, чтобы найти силы продолжать. – Папа звонил ей и все рассказал. Она словно сама ждала, когда я это предложу. Папа тогда вышел и сказал: «Все в порядке, милая. Теперь ты не на крючке». – Прикрываю рот ладонью и стараюсь сглотнуть, пожалуй впервые радуясь тому, что Дороти не видит моего лица. – Через два года она появилась на выпускном в моей школе и делала вид, что очень мной гордится. Мне было восемнадцать, но я испытывала такую боль, что не смогла сказать ей ни слова. А что она ожидала после двух лет молчания? С тех пор я ее не видела.
– Анна, я знаю, как много значил для тебя отец. – Дороти помолчала, подбирая верные слова. – Но ведь он намеренно мог препятствовать твоему общению с матерью.
– Так и было. Он хотел меня защитить. Она бы обижала меня снова и снова.
– Это твоя правда. Твое видение. Ты уверена, что права, и я тебя понимаю. Но это не означает, что так все и есть на самом деле.
Несмотря на слепоту, миссис Руссо обладала способностью заглянуть в душу.
Я моргаю и опускаю глаза.
– Мне бы не хотелось об этом говорить.
Ножки кушетки скользят по бетону, когда я поднимаюсь, чтобы уйти.
– Сядь, – произносит Дороти с такой суровостью, что я невольно повинуюсь.
– Агата Кристи как-то сказала, что внутри каждого из нас есть потайная дверца. – Она находит мою руку и сжимает так сильно, что ногти впиваются в кожу. – За ней мы храним свои самые сокровенные тайны. Мы следим, чтобы эта дверь была тщательно закрыта, и обманываем себя, заставляя поверить, что тех тайн не существует. Некоторые счастливчики и правда однажды начинают в это верить. Но я боюсь, моя дорогая, что ты не из их числа.
Дороти берет из моих рук камни, которые я перебираю пальцами, кладет в мешочек и туго затягивает шнур. Пошарив рукой, она находит мою сумку и опускает туда бархатный мешок.
– Ты никогда не построишь будущее, пока не примиришься с прошлым. А теперь иди. И непременно помирись с мамой.
Я стою босиком в своей кухне. Над расположенным в центре «островом» висят медные кастрюли. Воскресенье, и уже почти три часа пополудни, а Майкл должен прийти в шесть. Я с удовольствием посвящаю свободное время готовке, чтобы к его приезду дом наполнился теплым ароматом свежеиспеченного хлеба. Соблазнение атмосферой домашнего уюта. Сегодня мне понадобятся все помощники, каких я смогу найти. Я решила воспользоваться советом Дороти и напрямую сказать Майклу, что не хочу покидать Новый Орлеан, а точнее, не хочу расставаться с ним.
