– Давай лучше отнесем ее в постель, – прошептала в ответ мама.
Внезапно горячая ладонь подлезла под мои колени, другая подняла плечи. И это были не мамины руки! Я резко открыла глаза и увидела перед собой лицо Боба. Я кричала так, что от этого заложило уши, но мне становилось легче с каждой секундой. Вся накопленная за восемь месяцев злость и ненависть вырывалась из меня с этим криком. Боб опешил и замер, было видно, что он не понимал, почему я ору. Если бы он тогда меня отпустил, все, возможно, было бы по-другому. Вместо этого он прижал меня к себе и стал укачивать, как маленького ребенка, проснувшегося от ночного кошмара.
– Отпусти меня! – орала я, выворачиваясь. Но у Боба были сильные руки. Я пыталась вырваться, прикосновения обжигали кожу. – Убирайся отсюда.
Боб вздрогнул, его глаза стали расширяться от ужаса, и он положил меня на диван. И потом это случилось. Его рука случайно коснулась моей промежности, видимо, он неловко пытался ее вытащить.
Черт! Черт! Я мгновенно поняла, что это мой шанс, и приняла решение.
– Убери от меня свои руки, извращенец! – заорала я, отворачиваясь от Боба. Я не могла смотреть ему в глаза. Не желала понимать, сделал он это намеренно или случайно. Я вскочила с дивана, споткнулась о тапки и упала. Повернувшись, я увидела ужас в глазах Боба, а еще боль и то, что я определила как чувство вины. Я решила поставить точку.
– Ты идиот! – закричала я. – Больной ублюдок!
Рядом раздался возглас мамы. Не раздумывая, я повернулась к ней.
– Убери его!
Лицо мое заливали слезы. Я вскочила, стянула с дивана плед и накрылась. Прикрыв рот ладонью, мама переводила взгляд с меня на Боба. Она напоминала мне попавшее в западню животное, испуганное, боящееся пошевелиться. Она смотрела на Боба, не веря в происходящее. Она ведь так ему доверяла. На меня мама смотрела вопросительно. Я могла тогда признаться, но промолчала. Вот он, момент истины. Она должна выбрать между нами.
Мама стояла, словно окаменев. Нет, я не могла упустить такую возможность, я ждала этого все восемь месяцев.
– Мама! – закричала я.
Она не пошевелилась, казалось, думала и не понимала, что делать дальше. Внезапно я ощутила уверенность и легкость.
– Я звоню в полицию, – заявила я и пошла к телефону. Мне было хорошо и спокойно, будто я играла на сцене, а режиссер вышел. Я действовала экспромтом, не представляя, что сделаю в следующую секунду и чем все закончится.
Мама пришла в себя и схватила меня за руку.
– Нет! – Затем она повернулась к Бобу: – Что произошло? Что ты сделал?
Ага, значит, я выиграла. Тело наполнилось легкостью от торжества победы. Мы уедем из этого проклятого места, вернемся в Джорджию к папе. Мы снова будем семьей. Восторг потух, когда я повернулась и увидела глаза Боба.
– Ничего, – тихо произнес он. – Сьюзен, ради бога, ты же сама все видела. – В его голосе было столько отчаяния. Он посмотрел на меня: – Сестренка, прости. Ты же не думаешь, что я…
Я не могла позволить ему договорить.
– Заткнись, извращенец! – Вывернувшись из рук мамы, я бросилась к телефону.
В полицию я звонить не стала. Я позвонила папе. Он приехал на следующий день. После многих месяцев мучений и бездействия, я торжествовала. Мои родители наконец-то вместе, в одном городе, в одной комнате! Счастье меня пьянило.
Мой папа такой сильный. Он говорил что-то, несколько раз я слышала слово «педофил». Но мама не думала сдаваться. Она ведь была свидетелем и знала, что произошло на самом деле. В ее речи мелькали такие слова, как «манипулировать» и «хулиганка».
Через шесть часов я летела с папой в Атланту, где должна была начаться моя новая жизнь. Родители пришли к соглашению. Мама позволила меня забрать, а папа дал слово, что не станет давать ход делу. Мама меня продала. Я до сих пор не могу забыть ту девочку, которая смотрела в иллюминатор и понимала, что Мичигана больше не будет в ее жизни, а вместе с ним и мамы…
– Вот и все, – говорю я Клаудии. – Это сказка о тринадцатилетней девочке, которая не смогла бы остановить самолет, даже если бы очень захотела. Та история осталась в памяти, она сложилась из фактов и домыслов, и где что, я уже сама не понимаю. Я знаю только, что постоянные мысли об этом сведут меня с ума. Поэтому я считаю сказку реальной историей и цепляюсь за нее, как за спасательный круг в шторм.
Глава 21
Я и Клаудия появляемся на сцене, и публика взрывается аплодисментами. Такое впечатление, что мы две претендентки на титул Мисс Америка, и только зритель будет решать, кто из нас победит.
У меня больше нет ощущения, что я претендент на новое место работы, а стоящая напротив Клаудия готова вцепиться мне в горло своими идеальными белыми зубами. Сегодня мне комфортно с соведущей. Возможно, причина в том, что мы открыли друг другу свои сокровенные тайны.
Мы начинаем с обычных приветствий, затем приглашаем в студию Фиону. Я отступаю назад и разглядываю повзрослевшую девочку, два года портившую мне жизнь. Невысокая хрупкая женщина с темными волосами поднимает на меня зеленые глаза и несколько секунд не отводит взгляда. Сейчас эти глаза смотрят доброжелательно, на лице расцветает улыбка.
Она подходит ко мне и берет за руку. На ней платье в синюю с белым полоску и босоножки на танкетке.
– Прости меня, Анна, – шепчет она мне на ухо. Сама того не ожидая, я ее обнимаю, удивляясь, что горло сдавливает спазм.
Вчера вечером я позвонила ей в отель, и Фиона любезно согласилась не говорить сегодня о том, что нас связывает. Кажется, она даже испытала облегчение. Разговор наш был кратким. Мы не вспоминали учебу в Блумфилд-Хиллз. Учитывая произошедшие в ней перемены, эти воспоминания не принесли бы ей радость.
Мы с Клаудией усаживаемся в кресла напротив Фионы. Последующие двадцать минут Клаудия задает блестящие вопросы, а Фиона на них остроумно отвечает. Я чувствую себя лишней на этом шоу, хотя сама так задумала.
– Камни стали для меня благословением, – объясняет Фиона. – Я чувствую, что смогла вернуть Вселенной кусочек себя.
Как возникла идея создания Камней прощения?
– Она возникла после свадьбы моей подруги. Я снимала, как один из гостей говорил тост, и забыла выключить камеру. Положила телефон на стол, не имея представления, что он записывает все происходящее. На следующий день я решила просмотреть фотографии и видео. Я уже собиралась стереть лишнее, когда услышала, что говорит одна из моих подруг, и заинтересовалась. Она говорила весьма нелицеприятные вещи. Кто бы мог подумать, что, когда одна из подруг отходит в сторону, остальные могут начать ее обсуждать.
В зале раздается смех. Я улыбаюсь. Фиона профессионал, вне всяких сомнений.
– Два дня я страшно злилась. Потом мне стало грустно и обидно. Я вела себя как сноб и при этом имела жалкий вид. Ведь я настоящая обманщица. На той свадьбе я всех пыталась убедить в своей успешной адвокатской карьере, даже взяла в аренду «мерседес», хотя на самом деле езжу на «киа» и терпеть не могу свою работу. Таких, как я, называют адвокат-стервятник, спешащий найти клиентов среди пострадавших в несчастных случаях, и зарплата едва позволяет мне выплачивать кредит, взятый на обучение. Я живу в маленькой квартирке-студии. Вечера провожу у телевизора и питаюсь полуфабрикатами.
