Она права. Какой человек в здравом уме захочет на такое пойти? Но проблема в том, что у меня нет выхода, я обязана уговорить Дороти, иначе Клаудия вытеснит меня из моего же шоу. И добьется славы и успеха. А мне придется… Тру пальцами лоб, надеясь, что в голову придут нужные мысли.
– Послушай, мы будем очень деликатны. Кроме того, Патрик отправил твой очерк только для того, чтобы вы были вместе.
– Не обсуждается. Я не желаю вытаскивать на белый свет то, что случилось шестьдесят лет назад, и не позволю, чтобы его заслуги ставили под сомнение. А все именно так и будет. Пэдди уже не будет смотреть на меня как на святую Дороти, и наши отношения закончатся.
– Ладно, – вздыхаю я, – не буду с тобой спорить. Скажу Стюарту и Присцилле, что программы не будет.
– Прости меня, Анна.
Это настоящее фиаско. Но у меня ведь есть электронный адрес мистера Питерса. Похоже, мне грозит потерять работу в Новом Орлеане, и я не могу допустить, чтобы место на WCHI тоже досталось не мне. Кусая губы, сажусь за компьютер. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что мы делаем программу с Фионой Ноулс? Выдохнув, решительно кладу руки на клавиатуру.
«Уважаемый мистер Питерс!
Как Вам известно, Фиону Ноулс часто приглашают на телевидение, от «Джей-эм-эй» до утренней программы на NBC и «Шоу Эллен». В четверг, 24 апреля, она так же приглашена на «Шоу Анны Фарр».
Хочу отметить, что это ни в коем случае не повлияет на наши планы снять о ней программу. В «Шоу Анны Фарр» не будет затрагиваться тема моих отношений с матерью и Фионой Ноулс. Это станет эксклюзивом для WCHI».
Я уже готова отправить письмо, но опускаю руку. Что я делаю? Такое впечатление, будто я пытаюсь надавить на канал, напоминая, что могу сделать программу с Фионой и матерью. И что я буду делать, если от меня действительно этого потребуют?
– Анна?
Поднимаю глаза и вижу на пороге Присциллу. Черт! Нажимаю «Отправить» и захлопываю крышку.
– Присцилла? Здравствуйте.
– Я хотела убедиться, что с программой о Дороти и Патрике все в порядке. Ты с ними говорила?
Сердце падает в пятки.
– Я… э-э-э. – Набираюсь мужества и качаю головой. – Мне жаль, но Дороти отказалась.
У Присциллы перекашивается лицо.
– Ты заверила нас, что все устроишь, Анна.
– Я знаю, и я пыталась, но… Послушайте, думаю, мне удастся найти им замену. Я непременно найду.
В этот момент звонит мой телефон, и я вижу имя Дороти на экране.
– Это Дороти, – объявляю я.
– Включи спикер.
Я чувствую, что не должна этого делать, но подчиняюсь.
– Привет, Дороти, – произношу я и кошусь на Присциллу. – Я включила спикер.
– Мы с Мэрилин с радостью придем на твою программу.
– С Мэрилин? – Я вспоминаю, что Дороти приготовила для нее Камни прощения. На следующий день, когда забирала те, что она просила меня отправить по почте, я обратила внимание, что мешочка для Мэрилин среди них не было. А ведь Дороти говорила о какой-то тайне, которую хотела бы сохранить.
– Полагаю, в этом случае извинения в эфире будут более уместны. Что скажешь?
Скажу, что ты спасла меня, Дороти. Скажу, что это будет здорово. А еще я думаю… что это может иметь неприятные последствия.
– Я благодарна тебе, но… извинения в прямом эфире – это слишком рискованно.
Присцилла делает несколько шагов к телефону.
– Мне ваша идея нравится, – заявляет она. – Дороти? Это Присцилла Нортон. А вам удастся уговорить подругу прийти на программу?
– Уверена, что да.
– Отлично. Можете сказать ей, что шоу будет посвящено дружбе. Так ведь лучше, верно? А потом, когда вы окажетесь рядом, можно будет принести извинения.
Бог мой! Она собирается превратить это в реалити-шоу и поставить мою подругу в ужасное положение?
– Превосходно. Мэри заслуживает, чтобы ей принесли извинения в прямом эфире.
– Отлично. Начинаем подготовку, Анна. Эфир двадцать третьего. Теперь можете поговорить с Анной. – Присцилла поднимает большой палец, улыбается мне и выбегает из кабинета.
Я беру телефон и отключаю спикер.
– Дороти, что за ужасная идея пришла тебе в голову? Вы с Мэрилин сами поставите себя в неловкое положение. Я не могу этого допустить.
– Анна, дорогая, я ждала почти шесть десятилетий, чтобы принести извинения. На этот раз ты меня не отговоришь.
Я опускаюсь в кресло.
– И за что ты хочешь извиниться?
– Ты все узнаешь в студии, когда я буду разговаривать с Мэри. Кстати, об извинении… Как ты справляешься со своей задачей?
– Моей задачей?
– Ну да. Ты разговаривала с матерью?
Похоже, Дороти потеряла счет дням. Мы говорили с ней о ближайшей субботе. Я ощущаю внезапный укол в сердце. Вчера вечером, когда я ворочалась в кровати, мне удалось убедить себя, что я поступила правильно. Нет необходимости приносить извинения. Я ничего ужасного не совершила. Мне в очередной раз выпала роль жертвы, впрочем, она достаточно проста, когда знаешь все реплики и отработаешь каждый жест. Но теперь, услышав голос Дороти, я вновь начинаю сомневаться и задаваться вопросами. Что же на самом деле произошло тем вечером? Смогу ли я докопаться до истины?
– Ну, я… я работаю над этим вопросом.
– И какие у тебя планы? Когда ты встретишься с матерью?
Я хмурюсь и тру виски. Все не так просто. Гораздо сложнее, чем может показаться Дороти.
– Скоро, – говорю я, надеясь, что такой ответ ее удовлетворит.
– Я не хотела ставить условия, Анна, но твое нежелание меня тревожит. Я заверила твою начальницу, что мы с Мэри придем на программу, и хочу, чтобы ты обещала мне встретиться с матерью.
Что? Она ставит мне ультиматум? Почему это так важно для Дороти?
Она терпеливо ждет на другом конце провода. Мы похожи на двух боксеров на ринге, она загнала меня в угол, а часы тем временем тикают. Шоу должно выйти в эфир через десять дней, и, как ни тяжко это признавать, от этого зависит моя карьера. Придется сдаться.
– Я думаю, – осторожно начинаю я, – пришло время рассказать Майклу о том, что произошло в тот вечер.
– Умница, моя девочка! Разговор с Майклом будет первым шагом. А потом ты увидишься с матерью, правда?
– Правда, – выдыхаю я.
Дав обещание, я всегда стараюсь его скорее исполнить. Возможно, причина в том, что я расстроила отца, когда много лет назад вернулась в Джорджию одна, без мамы. «Ни о чем не жалей», – сказал он мне тогда. Я так и сделала. По крайней мере, пыталась. И все же мне не хватало мамы, я чувствовала себя виноватой в том, что вернулась одна. Теперь, став взрослой, я воспринимаю любое свое обещание как клятву, будто стараюсь загладить вину за неудачу в детстве. Дав обещание Дороти, я обрекла себя на необходимость помириться с мамой.
