– А ваш отец?
Я решаюсь попробовать суп.
– Он умер в прошлом году.
– Простите.
– Ему бы понравилось ваше вино. Он всегда говорил: «Зачем есть фрукты, когда их можно пить». И он имел в виду вовсе не сок. – Слова не вызывают у меня желания рассмеяться, я даже не улыбаюсь.
Эр-Джей кивает, понимая.
– Мой бы старик согласился. Только добавил бы, что рожь и солод – тоже неплохая штука.
Значит, у нас есть что-то общее, мы оба дети алкоголиков.
Я отправляю в рот еще одну ложку острого супа-пюре с легким ароматом базилика.
– Великолепно, – заключаю я.
– Не слишком много базилика?
– То, что нужно.
Мы чуть дольше положенного задерживаем взгляд друг на друге. Я поспешно опускаю глаза, чувствуя, что краснею. В чем же причина? В горячем супе или горячем парне? Сама не знаю…
Хозяин наливает мне еще вина, но уже из другой бутылки, и берет со стойки чистый бокал.
– Пошли все к черту, – говорит он. – Не каждый день ко мне заходят такие приятные посетители. Через шесть недель у меня уже не будет времени расслабиться.
Я улыбаюсь, но невольно задаюсь вопросом, не слишком ли он оптимистичен.
– Вы давно открылись?
– Купил четыре года назад. В детстве я проводил здесь лето. Мне казалось, лучшего места нет на всей Земле. Потом поступил в колледж, изучал ботанику, получил работу в винодельческой компании «И-Джей Эрнест и Хулио Галло». Переехал в Модесто, и не успел оглянуться, как пролетело десять лет. – Он разглядывает рубиновую жидкость в бокале. – Калифорния хоть и классное место, но не для меня. Однажды я просматривал сайты по недвижимости и наткнулся на объявление о продаже этого заведения. Купил его за гроши.
– Звучит как сказка. – Интересно, есть ли у него семья. Но спрашивать мне неловко.
– Это точно. – Он берет стакан и начинает протирать его полотенцем. – Я тогда только развелся. Неприятное было время, надо было начинать все сначала.
– И вы нашли место за две тысячи миль.
Он смотрит на меня и улыбается, но я вижу, что вспоминать о прошлом ему нелегко. Вот он и решил отвлечься, стирая несуществующие пятна со стакана. – А вы? Замужем? Есть дети? Или собачка и «субару»?
Я улыбаюсь.
– Нет ничего из того, что вы перечислили. – Теперь я должна рассказать ему о Майкле. Должна. Я знаю. Но не могу. Меня что-то сдерживает, словно внутренний голос кричит внутри: «Осторожно! Остановись!» Не понимаю, в чем дело, кажется, Эр-Джей не собирается со мной заигрывать.
Мне нравится болтать с ним, простым человеком. Как давно я не разговаривала с обычным, нормальным мужчиной, не бизнесменом и не политиком. Мне всегда приятно общаться с человеком, который понятия не имеет, кто такая Анна Фарр – ведущая ток-шоу.
Беру из корзины еще одну хлебную палочку.
– Вы сами их печете?
– Неудивительно, что вы спросили. Хлеб – единственное, что не готовится на месте. Я покупаю их в «Ля Буланжери Костко».
Он намеренно произносит слова на французский манер, и я смеюсь.
– Неужели Костко? Неплохо. – Внимательно разглядываю палочку и заключаю: – Конечно, не так хороши, как мои, но совсем неплохо.
Эр-Джей усмехается.
– Полагаете, сможете сделать лучше?
– Разумеется. Эти немного суховаты.
– В этом-то весь смысл, Анна. Надо заставить людей больше пить.
– Манипулирование подсознанием? Разве это не противозаконно?
Эр-Джей фыркает.
– Ерунда. Я прошу Джойс из пекарни сделать их солонее и суше. Только благодаря этим палочкам и держится мой бизнес.
Я не могу сдержать смех.
– Я отправлю вам несколько штук собственного приготовления. Я больше всего люблю с розмарином и сыром асьяго. Вот увидите, ваши клиенты будут готовы часами сидеть здесь, есть хлеб и пить вино.
– О, это принцип моего заведения. Набей брюхо бесплатным хлебом и сэкономь тридцать долларов на обеде. Теперь я понимаю, почему вы журналист, а не предприниматель.
– А на десерт бесплатные конфетки, – добавляю я, указывая на сумку.
Эр-Джей запрокидывает голову и весело хохочет. Я чувствую себя Эллен Дедженерес.
Мы продолжаем свой неторопливый разговор. Он рассказывает мне о факторах, влияющих на вкус и аромат вина.
– Все это называется терруар. Терруар – совокупность природных факторов и условий производства. Сюда входит многое: тип грунта, количество солнечных дней, материал, из которого изготовлены бочки.
Я думаю о своем «терруаре», ведь каждый из нас – тоже результат воспитательного процесса и условий проживания. Интересно, смогу ли я измениться, перестать осуждать и не быть критичной?
Смогу ли избавиться от чувства одиночества и ранимости?
Я похожа на развалившуюся в тени собаку, когда Эр-Джей неожиданно делает стойку. Теперь я слышу, как открывается дверь, за спиной раздаются шаги. Черт, новый посетитель. Смотрю на часы – половина пятого. Получается, я потратила все обеденное время на разговор с незнакомцем. Надо торопиться. Необходимо еще найти мотель, а я бы хотела сделать это до наступления темноты.
Шаги приближаются. Я поворачиваюсь и вижу мальчика-подростка и маленькую девочку. Ему лет двенадцать, джинсы едва доходят до щиколоток, на куртке лежит снег. Лицо девочки покрыто веснушками, она очень худенькая, впереди не хватает одного зуба. Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
– Кто вы? – спрашивает она.
Мальчик бросает рюкзак на стол.
– Это невежливо, Иззи, – толкает он девочку. Голос у него грубее, чем я ожидала.
– Иззи просто любопытно, Зак, – говорит Эр-Джей.
Он подходит к детям и с улыбкой щелкает парня по носу. Помогает им снять куртки, не обращая внимания на то, что от растаявшего снега на полу образовались лужицы. Будто читая мои мысли, он поворачивается и произносит:
– Будет чем заняться завтра.
Я усмехаюсь.
– Дети, это мисс…
– Анна, – напоминаю я. – Приятно познакомиться. – По очереди жму им руки.
Дети очаровательны, но я не могу не заметить плохо отстиранные пятна на платье девочки и не подшитый в одном месте подол. Они не похожи на детей хозяина, одетого в джинсы и клетчатую рубашку.
– Как прошел день? – интересуется он и гладит по голове Иззи.
Они наперебой рассказывают ему о контрольной, о подравшемся мальчишке и завтрашней экскурсии в Музей коренных жителей Америки.
– Начинайте делать уроки, а я приготовлю вам поесть, – говорит Эр-Джей.
