Экспертиза поскребла его квартиру в надежде накопать что-нибудь стоящее: следы обуви, частицы почвы, отпечатки… Но, учитывая, как часто убирается его холостяцкая квартира и сколько в ней уже накопилось «частиц почвы»… М-да, много экспертиза не накопает.
Пока остается предположить, что действовала какая-то сволочь бесчувственная, которой жизнь человечья настолько не дорога, что ему проще убить, чем возиться.
Но тут сразу и вторая проблема: если это такая бесчувственная сволочь, почему Юлю убили красиво? Не задушили, пока была без сознания, не перерезали горло, а оставили, будто спящую, на дне ванны, наполненной водой? Сволочь пожалела портить вид жертвы? Сволочь – эстет?
А нет ли тут какой-нибудь связи с тем, что и убийства отравленными иглами тоже бескровные?
Интересные вопросы сформулировались у детектива.
Было бы еще интереснее найти на них ответы.
Кис поймал себя на том, что стоит перед входной дверью в полумраке коридора босой, полуголый, в не до конца застегнутых джинсах. Он поежился. Квартира угнетала его запахом смерти, следами враждебной, беспощадной силы, вторгшейся в его жилище и унесшей Юлину душу, обгадившей эту квартиру с потолка и до пола. Дом, всегда родной и обжитой, единственное место на земле, где ты у себя, сейчас стал отвратительно чужим. Ванька не появлялся со вчерашнего дня – не только у детектива, но и у родителей: они, взволнованные его коротким пробегом дома в невменяемом состоянии, пытались выведать у Алексея, что происходит с их сыном. Кис, как мог внятно, объяснил и, как мог мягко, попросил оставить парня на несколько дней в покое. Ванька где-то прятался у друзей, как раненый зверь, которому нужно пережить и перемочь боль в одиночку. Кис не сомневался, что пацан винит себя в Юлиной смерти: ведь это он выпросил работу для девушки у детектива… Искать его, утешать – сейчас бесполезно: Иван не принял бы утешений. Алексей же уважал право на горе и еще больше уважал тех, кто не вымогал сочувствия, а имел мужество переносить его самостоятельно… Однако ясно, что надолго Ваню оставлять одного нельзя: разумеется, не лопотать слова утешения, а…
Кис задумался. И придумал: Ивана следует загрузить работой! Единственное, что сейчас облегчит его душу, – это охота за убийцей! И хотя Алексей никогда особенно не злоупотреблял услугами своего квартиранта, сейчас он счел наиболее разумным запрячь его по полной программе. А уж работа найдется! Вот только Кис сейчас пораскинет мозгами – и сразу поймет, с чего начать…
«Ага, – издевательски сказали мозги, – держи карман шире, сыщик. А нам, может, не думается в такой обстановке! Мыслительный процесс у нас, может, застопорился! Ехал бы ты, сыщик, к Александре, а там, глядишь, и мы в себя придем да что-нибудь стоящее выдадим…»
Кис счел для начала идею о перемещении на территорию Александры стоящей и вернулся в спальню доодеваться. Наверное, одна лишь мысль об Александре подействовала на его капризные мозги благотворно, и он, так и не набрав ее номер, просидел с трубкой в руках незнамо сколько времени: мыслительный процесс вдруг разблокировался, и мысли поспешно запрыгали в голове, наскакивая одна на другую.
Пока непонятно одно: куда поместить покушение на Измайлову, как втиснуть его в более-менее стройную логику остальных событий?.. Нет сомнений, что убийства связаны с Аллой, – смерть таксиста их не оставляет. Нет сомнений, что за кражей дневника стоит убийца. Нет сомнения, что он использовал кого-то из вхожих в дом Измайловой женщин, хотя гипотезу слесаря-сантехника «валенка Васи» исключить полностью нельзя. Однако на памяти детектива не было никаких сантехнических явлений в тот недавний вечер, когда он рассказывал Измайловой о своей встрече с Валерием Мерсеньевым. А таксист оказался убит на следующий же день.
С другой стороны, история Валеры была описана в одном из тех томов дневника, что были выкрадены, и его убийство на следующий день могло оказаться чистой воды совпадением. Кис проверил толщину стен гостиной: через них слышать было невозможно. Через дверь, однако, звуки доносятся, как удалось установить экспериментальным путем, при условии, что разговор ведется на обычной громкости и в центре комнаты. Если же отойти в глубину, в сторону кресел, то за дверью голос хоть и слышен, но слова неразборчивы… Весь персонал актрисы единодушно расписался в том, что никто в позе подслушивающего у дверей замечен не был. Оставалось уповать на то, что официальному следствию, которое возьмется за «нехорошую квартиру» уже завтра с утра, удастся растрясти дамочек поосновательней…
Как бы то ни было, Кис вынужден временно оставить дам без своего сыщицкого внимания, поскольку крутиться теперь под ногами у милиции и фээсбэшников он не мог и не желал. За оставшихся кандидатов в жертвы он теперь не особо волновался – за ними ведется наблюдение. Возможно, что преступник и сам это понимает и попыток к новым убийствам совершать не будет.
Что же касается безопасности Измайловой, Кис пока не понимал, кто, зачем и когда может предпринять новую попытку ее убить. Он склонялся к мысли, что убийца не рискнет в ближайшее время выйти на сцену, столь щедро залитую светом следственных прожекторов. И все же счел, что будет нелишним установить на дверь квартиры Измайловой в дополнение к новым замкам еще и стальную цепочку. Защита не слишком надежная: взломщики прекрасно умели с ней справляться, но Кис надеялся, что ночной гость не был профессионалом и цепь в комплекте с милицией поумерит его пыл.
Так что по всему выходило, что детектив мог даже не особо торопиться и располагать временем как на душу ляжет. Подстегивало его одно: желание найти убийцу раньше следственных органов. Сыщицкое самолюбие свое потешить да дневники Аллы Измайловой вперед всех отыскать, дабы владелице потихоньку вернуть, пока ничей посторонний любознательный нос в них не сунулся…
Нет сомнения, в этом беге наперегонки у официального следствия имеется немалая фора: раз кто-то из окружения актрисы связан с убийцей, значит, рано или поздно, основательно прошерстив личную жизнь и связи каждой из дам по отдельности, следствие на убийцу выйдет… Алексей же был теперь вынужден взять другое направление. И, возможно, тупиковое…
Чисто теоретически тот же мотив, который он приписал Измайловой, имеется у любого из мужчин, имевших с ней связь. Какую, мы знаем из дневника… И теперь этот человек убирает свидетелей прошлого. Почему этот «некто» спохватился только сейчас? Потому, что именно сейчас он собирается продвинуться куда-то высоко наверх. Ну, в порядке бреда – выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах. Засветиться на всю страну. Дневник Измайловой – бомба для любой карьеры, а уж для такой высокой так прямо атомная. И потому этот «некто» решил уничтожить не только дневник, но и всех свидетелей, хранивших в памяти события, в нем описанные. Включая Аллу Измайлову.
Загвоздка была только в одном: никто из упомянутых Измайловой людей никуда особо не намеревался выдвигаться. И уж во всех случаях не в президенты.
Но тогда приходится вернуться к версии мести. Однако покушение на саму Измайлову вносило полную какофонию в любую попытку логически выстроить цепочку, уместить все факты в одну парадигму
[12]
(это лингвистическое словечко Кис как-то стащил у Александры: оно ему весьма подходило для обозначения совокупности всех аспектов дела, которые формировали стройную и гибкую версию). Парадигма идеально складывалась только вокруг одного человека – того, кто полагал, что Алла разрушила его жизнь своими множественными и странными отношениями с мужчинами, и потому он вздумал на склоне жизни отмстить всем им. Но единственный кандидат на эту роль, Валера Мерсеньев, уже мертв. К тому же он оказался вовсе не тем страдальцем-мстителем, которого вообразил Кис.
