И все-таки Кис никак не желал расстаться с надеждой, что общая для всех дел плоскость обнаружится. Посему он попытался сосредоточиться на технической стороне дела, а именно: о чем может поведать дубликат ключа.
Ключи были у всех женщин (кроме прачки Светы и секретарши Кати). Чисто теоретически кто-то мог сделать с ключей дубликат без ведома их владелиц. Мало ли, сидели дамы где-нибудь в гостях за столом, а в это время заинтересованное лицо ключики из сумочки вынуло да слепок сделало?
Но одна из женщин могла оказаться и сообщницей ночного гостя. В таком случае можно подозревать всех, даже прачку и секретаршу – они могли запросто сделать дубликат с чужих ключей или с той связки, что была на ключнице.
Более того, человек, пришедший ночью, хорошо знал привычки обитателей квартиры. Знал, что медсестра Нина иногда «впадает в сон, как в кому». Знал, что в районе двух часов ночи у Измайловой сон особенно крепкий. Сомнений нет: ночной гость связан с кем-то из приживалок актрисы.
С близким же окружением персонала, однако, дело обстояло из рук вон плохо: все, кроме поварихи Любы, были бездетны. Мужья водились у той же поварихи и у домработницы Жанны. Родственников на всех женщин, вместе взятых, было совсем немного, и из них еще меньше в Москве.
Бездетны, бездетны… Что-то в этом есть? Или нет? Все, кроме одной, бездетны… Актриса бездетна… Специально окружила себя женщинами без детей? Комплекс? Допустим, и что с того? Конечно, есть еще вероятность «валенка Васи», и Кис об этом тоже должен поспрошать обитательниц женского теремка, но зачем «валенку» покушаться на актрису? Или зачем ему дневник? Нет, это не для слесарского интеллекта… За пропажей дневника стоит кто-то другой, но тоже из тех, кто вхож в квартиру. И тот, кто осведомлен о его содержании, – вот что важно. В сейф полезли именно за ним – больше оттуда ничего не пропало, включая драгоценности.
Он уповал на встречу с Катей: молодая девица должна иметь широкий круг общения. И Катя единственная знала о содержании дневника.
Кис набрал номер Сашиного мобильника и, обрисовав ситуацию, задал ей задачку: какую выгоду можно извлечь из интимных записей актрисы?
После недолгих раздумий Александра выдала:
– Согласна, на скандал в прессе не потянет. Но зато потянет на бестселлер. Если кто-то напишет книгу, используя интимные подробности, то издательство сможет раздуть сенсацию и очень прилично на ней разжиться вместе с автором… До сих пор имя Измайловой было неприкосновенным, а ты сам знаешь, как нынче любят у нас полоскать грязное белье знаменитостей перед носом публики… Собственно, что там за интимные подробности? Насколько интимные?
– Она не захотела рассказывать. Знаю только, что там описаны ее отношения с целым рядом мужчин, занимавших крутые посты во времена ее молодости.
– Иными словами, с бывшими випами?
– Да, причем почти все до сих пор ими и являются. И пятеро из них убиты. Но Измайлова клянется, что ей не известно ничего, что могло бы послужить сегодня поводом для их устранения.
– Ты ведь, Алеша, имеешь обыкновение не доверять чужому мнению и составлять собственное о предмете!
– Не могу же я заставить женщину рассказывать о вещах, при воспоминании о которых она краснеет, как школьница! Как я, по-твоему, должен у нее выпытывать подобные признания? Возможно, в ее дневнике имеется ценная информация, уцелевший том у меня, но… Я обещал к нему не прикасаться.
– Понять не могу, как ты только ухитряешься зарабатывать деньги со своей патологической честностью? Это нонсенс! Деньги и честность – две вещи несовместные, ты в курсе?
– Честность – это не только мой врожденный дефект, за который ты ко мне питаешь необъяснимую слабость, но и товар, – отшутился Кис. – Люди мне платят, потому что доверяют. А доверяют, потому что я держу слово.
– Слушай, ну ты сказал! «Честность – это товар»! Зеленею от зависти! Можно, я у тебя эту фразу стащу?
– Бери, воришка, плагиаторша, вечно ты норовишь устроить свои дела за мой счет… – проворчал Кис.
…«Бестселлер», как сказала Александра… Почему нет? А вдруг и впрямь какой-нибудь Катин ретивый студент-сокурсник (или ее любовник, друг, бойфренд, как нынче говорят) решил поживиться за счет актрисы? Диссертацию написать о жизни и творчестве? Книгу выпустить со скандальным душком и бабки хорошие заработать? Но покушение – при чем тут оно? Ну, блин, история, ничего не связывается…
* * *
– Цветик, а когда ты совсем большая будешь, ты женишься?
– Надо говорить: «замуж выйдешь». Это мужчины женятся.
– Ну, выйдешь замуж… Да?
– Наверное.
– А ты тогда будешь с мужем жить?
– Ну да.
– Не со мной?
– Ну, нет.
– Я не хочу, чтобы ты женилась! Или забери меня с собой!
– Вот глупый же какой! Да ты ведь тоже вырастешь, полюбишь девушку и женишься!
– А она меня будет любить?
– Конечно.
– Как ты?
– Как я. Спи.
* * *
На следующий день в два часа пополудни, как ему было назначено Измайловой, Кис явился в квартиру на Тверской для встречи с Катей. Кроме того – или важней всего, – актриса обещала ему список всех випов, с которыми у нее имелись близкие отношения в те годы. Вопросик его был тот еще, Алексей вполне отдавал себе отчет, что он не просто неделикатный, а и совершенно беспардонный. Но, не имея пока возможности установить, связаны ли смерти випов с Аллой Измайловой, он не имел права сбрасывать такую вероятность со счетов. А следовательно, бывшим любовникам актрисы необходимо сейчас уделить самое пристальное внимание… И усилить их охрану.
Однако встречен он был Ирочкой, которая сообщила, что Алле Владимировне неможется, в силу чего она к детективу не выйдет. Просила извинить.
– Список! – почти вскричал Кис. – Она должна была подготовить для меня список!
– Какой? – невозмутимо поинтересовалась Ирочка.
– Она знает, – отпарировал Кис.
– Сейчас спрошу, – пожала плечами Ирочка и направилась в спальню Измайловой.
Вышла она оттуда через минуту:
– Недомогание не позволяет Алле Владимировне сейчас писать. Обещала завтра.
Чертыхнувшись про себя, Кис направился в гостиную, где его ждала секретарша Измайловой.
Катя оказалась девицей весьма разбитной и уверенной в себе. Высоченная и худющая, как макаронина, она была довольно миловидна: аккуратный носик, маленькая родинка над немного вздернутой верхней губой, русые волосы, местами выгоревшие (или подкрашенные?) до льняных, – но при этом совершенно не женственна. Широкие штаны, едва державшиеся на выступающих костях чересчур узкого таза; короткая рубашка то и дело выбивалась из-под грубого мужского ремня, небрежно застегнутого, приоткрывая то там, то сям загорелую кожу; размашистые жесты, крупные шаги, никакого кокетства, но вызывающая раскованность. Кажется, такой стиль и называется унисекс? Это когда не поймешь, какого оно полу? Какого бы оно ни было полу, оно вело себя довольно нахально. По-мужски заложив ногу в незашнурованной кроссовке на колено, Катя смотрела на детектива с насмешливым превосходством, сложив при этом губы так, как если бы она собралась послать детективу воздушный поцелуй. Раскованная манера унисекс довольно неожиданно сочеталась с провокационной сексуальностью. «Вежливая, но без излишеств, без фальши», – вспомнил он характеристику, данную Измайловой Кате. Вот уж да, излишеств тут и не намечалось! О фальши и не говорим: исключительная, сражающая наповал естественность! «Держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна»… Угу, остановилась, можно сказать, на пороге. Странно, что Измайлова назвала это чувством собственного достоинства…
