Измайлова не сразу отвела руки от лица, а когда отвела, Кис увидел, что на нем нет ни малейших следов слез. Только выражение изменилось: губы поджались, обнаружив морщинки вокруг рта, глаза смотрели на него с холодным ртутным блеском, сухую бледность кожи уже были не в силах скрыть пудра и румяна… Больше она не хотела ему нравиться, больше она не желала быть в его глазах все еще «той Измайловой», которая была бы сопоставима с нынешней. Перед ним сидела усталая и разочарованная женщина, которую придуманное ею самой затворничество давно лишило жизни и красок, воздуха и света.
– Хорошо, Алексей Андреевич, – проговорила она безучастно. – Да, все эти пятеро мужчин были моими поклонниками. И в свое время у меня была связь с каждым из них. Или, называя вещи своими именами, они были моими любовниками. Тем не менее я не вижу никакого повода для того, чтобы убивать их сегодня. Мне не известны никакие тайны, темные дела, к которым они могли бы быть причастны и которые могли бы послужить причиной для их устранения сегодня, спустя много лет. Это все, что я могу сказать.
– Позвольте, но в таком случае я не вижу, кому понадобилось покушаться на вас! Какая связь? Либо вы что-то знаете, либо…
– Либо связи нет, – закончила за него Измайлова. – Надо думать, что это был кто-то из своих, вхожих в дом.
– Вы не написали завещания, значит, материальный интерес отпадает. Ваши драгоценности, как вы сказали, достаточно доступны, чтобы их могли просто выкрасть, не покушаясь при этом на вас. Остается предположить, что у кого-то имеются к вам серьезные счеты. Какие? Кого вы так сильно обидели?
– Никого на моей памяти.
Нет, она решительно не собиралась помогать детективу! Верно Александра заметила: слишком быстро он разлакомился, убаюканный успехами последних дел. Здесь явно придется попотеть.
Кис глянул на часы: уже было за полдень, и ему требовалось срочно ознакомиться с подробностями убийства академика Сулидзе.
Условившись о встрече с Измайловой на завтра, он вежливо откланялся и вышел в яркий, искрящийся день раннего лета с облегчением, словно покинул уютный и комфортабельный склеп, прибежище, приспособленное для существования постмортем…
[10]
* * *
Обстоятельства смерти академика не оставляли сомнений в том же авторстве. Поздним вечером он вышел из ресторана, где, по официальной версии для жены, присутствовал на банкете по случаю защиты чьей-то диссертации, а в реальности проводил приятный вечер тет-а-тет с одной из своих аспиранток, юной послушницей в храме научной и постельной премудрости, в котором академик был почтенным настоятелем.
Свою машину он не взял – собирался пить, – и после ужина они вдвоем с аспиранткой топтались на обочине, ловя частника. Видя хорошо одетого, слегка поддатого господина в компании молодой девицы, леваки заламывали цену немыслимую, в силу чего экономное светило науки предпочло отойти на несколько шагов от подающей не только надежды аспирантки, предоставив ей договариваться с леваками о цене. Несколько минут спустя ей удалось с блеском выполнить очередное задание разностороннего академика, и она обернулась, чтобы позвать его к машине… И увидела его, скрюченного, на земле. Он задыхался, громко пытаясь втянуть в себя воздух. Аспирантка кинулась было к леваку за помощью, но водила, увидев, как повернулось дело, вжал газ и был таков. Несколько прохожих притормозили возле тела, задавая идиотские вопросы с идиотскими, по большей части пьяными, ухмылками – в этот поздний час народ вываливался из ресторанов и прогуливался для моциону.
Взяв себя в руки, девушка наконец сообразила вызвать реанимацию. Поразмыслив мгновение, она отошла метров на пятьдесят от собравшейся вокруг академика кучки, поймала машину и покинула своего наставника, оставив его на попечение врачей, которые должны были явиться с минуты на минуту. Те и впрямь приехали очень быстро, но смерть обернулась быстрее: академик был уже мертв от удушья.
Визит к вдове академика не получился: она отказалась принимать Алексея. Понятное дело, в день убийства мужа ей не до расспросов, не говоря уж о том, что она и без частного детектива уже их имела выше крыши. Тем не менее Кис сделал вежливую попытку настоять на доступе к личным архивам. Вдова, заведовавшая кафедрой в одном химическом институте, вскинулась:
– Все научные архивы…
Кис перебил:
– Не научные, не деловые, а личные, – подчеркнул он.
Кажется, при слове «личные» вдова расслабилась – это слово в ее мире не имело никакого существенного смысла. Она лишь сухо поинтересовалась зачем. Алексей пустился в объяснения: не исключено, что все убийства как-то связаны с прошлым, общим для всех жертв «иглометателя»…
Вдова устало ответила, не дослушав:
– Приезжайте. Позвоните снизу, вам вынесут. Только имейте в виду, никаких черных пятен в прошлом моего мужа нет. Это был абсолютно безупречный человек, преданный науке и людям, отдавший жизнь служению…
Та-та-та – снова-здорово. Святой, одним словом. Кис заверения вдовы оставил без внимания, отделавшись вежливым и пустым: «Несомненно».
Тоненькую зеленую папку ему вынес какой-то молодой человек, которого Кис сразу же определил в диссертанты к академику, вежливо поздоровался, тут же попрощался, готовый уйти обратно в подъезд. Но Кис его остановил и попросил подождать секунду. Он быстро развязал папку и бегло просмотрел несколько писем и каких-то заметок.
– Это все? Весь личный архив?
– Это все, что мне дала Елизавета Ефимовна, – с нажимом ответил диссертант.
– Фотографии, – требовательно произнес Кис. – Мне нужны старые фотографии! Альбомы есть?
– Сейчас спрошу, – ответил вежливый юноша и исчез в подъезде, откуда появился спустя десять минут с двумя толстыми вишневыми альбомами.
– С возвратом! – крикнул диссертант в спину детективу, когда тот уже открывал дверцу своей «Нивы».
* * *
– Цветик, а почему ты со мной больше не спишь?
– Ты вырос, и в кровати тесно стало.
– Я уже совсем большой стал?
– Не совсем.
– Но я же больше тебя!
– Размером только. А так ты еще маленький. Не взрослый.
– А ты уже взрослая?
– Ну… почти.
– А ты скоро взрослой будешь?
– Годика через два, наверное.
– А я?
– А ты еще не скоро.
– И что тогда будет?
– Ты чего спрашиваешь, не пойму я?
– Ты тогда никуда не уйдешь, когда взрослой станешь?
– Вот ты про что…
– Скажи, не уйдешь, Цветик-Семицветик?
