Майя скользнула с веранды в комнату, и Алексей приблизился к стеклу, зорко вглядываясь в темный сад. Треск повторился, едва слышный, легкий, но вполне отчетливый. Ничего не было видно, никого не было видно. Он, потрогав пистолет в кармане, открыл дверь на улицу, постоял. Тихо.
Спустился с деревянного крыльца в четыре ступеньки. Тихо.
Сделал несколько осторожных шагов в ту сторону, откуда донесся звук. Что-то зашуршало, засуетилось в кустах жасмина, и прямо на него выскочил ежик и засеменил по дорожке.
Майя негромко засмеялась на крыльце. Кис с облегчением повернулся:
– Вот видишь, это всего лишь ежик!
– Пока всего лишь ежик. Кто следующим в гости пожалует?
– Ложись спать, Майя. Никто не пожалует, уверяю тебя. Ложись.
Хотел бы он сам верить собственным словам…
Майя послушно ушла, а Алексей тщательно закрыл все ставни, проверил замки, погасил везде свет: на случай, если кому взбредет в голову, что Кис мог увезти беглянку на дачу, он решил придать своему пристанищу нежилой вид. Он включил в темноте компьютер, установил с купленных дисков программы и стал открывать одну видеозапись за другой.
Ни одно из увиденных им лиц ему ни о чем не говорило. На черно-белой пленке – скорей всего, с камеры наблюдения поста охраны (или встроенной кем-то камеры-шпиона?) – были засняты сцены подписания и передачи каких-то бумаг, денег, пожатия рук, обмена репликами. Камера была фиксированная, люди выходили из кадра, входили, бумаги были видны издалека, многие напоминали списки (женщин для отправки в бордели?), но при специальной технике их, скорей всего, можно будет увеличить до читабельных размеров. Ясно, что все заснятые лица и сцены имели отношение к одному общему делу, которое, тем не менее, прямо нигде не было названо – конспирация соблюдалась грамотно. По всей видимости, эти физиономии должны соответствовать фамилиям в документах, и таким образом вместе они составляли вполне увесистый компромат.
Потом в кадре возник вход в какое-то здание, на этот раз в цвете, кто-то снимал ручной видеокамерой. Театр, пустой зрительный зал. Камера двинулась за кулисы, миновала коридор с гримерными и «вошла» в дверь, за которой оказались театральные склады. Дальше камера снимала из-за большого фанерного ящика, на котором крупно и размыто была видна надпись «Не кантовать», и выхватила двух человек, вернее, полтора, потому что один наполовину был скрыт ящиком. Они о чем-то говорили – специалисты по звуку смогли бы, наверное, расшифровать их диалог, но на слух разобрать слова было невозможно. Затем оба двинулись к противоположной стене и принялись переставлять ящики. Добравшись до нижнего, они его вскрыли. На свет были извлечены довольно объемистые пакеты.
Тот, что справа, разрезал ножом веревки, вскрыл упаковку и вытащил из пакета шахматные фигуры. Ножом он открыл низ коня и высыпал на подставленную ладонь своего собеседника белый порошок. Тот лизнул и кивнул.
Далее происходила сцена передачи денег, в кадр задвинулась охрана, и уже ничего нельзя было рассмотреть за их спинами. Впрочем, самое главное уже было заснято…
Последняя запись зафиксировала ужин в ресторане, также в цвете. Некоторые лица уже были знакомы по предыдущим записям, но присутствовали и новые. Одно из них Кис узнал: это был его старый знакомец со времен, когда Алексей работал на Петровке. «Знакомец» принадлежал к Солнцевской группировке, а солнцевские, между прочим, давно и хорошо засветились в Европе и по наркотикам, и проституции… Тосты за успех, объятия, поздравления – собравшиеся праздновали какую-то удачно завершенную сделку.
– Это Кузя, – раздался сзади Майин голос.
Положительно, она умела возникать в пространстве, будто материализовалась прямо из воздуха у него за спиной. Кис обернулся.
– Кузя?
– Кузен мой, Лазарь. Вот он, смотри, – она ткнула ноготком в экран компьютера. – Неужели ты его не узнаешь, он же известный актер!
Конечно, Кис его узнал. Актеров в последнее время развелось немыслимое множество, и все они, едва появляясь на экране, оказывались уже каким-то образом «известными» – во всяком случае, именно так их представляли в бесконечных рекламных роликах и передачах. Если фамилия Кузи-Лазаря Алексею ни о чем не говорила, то лицо он признал: не так давно этот актер играл в длиннющем низкокачественном телесериале. Кис фильм не смотрел, но реклама с физиономией этого сладенького брюнета успела набить оскомину.
– А вот эти двое, – Майя указала на другие лица, – это те самые, чей разговор я подслушала, когда они были у нас в гостях! Алеша, Лазарь – единственный, кто может нам помочь! Он хорошо знаком с этими людьми и сможет узнать, кто меня заказал! Надо ехать к нему, слышишь! Только лучше мне ехать одной… При тебе, боюсь, он ничего не скажет.
– Или за мою невинность опасаешься? – усмехнулся он, вспомнив вчерашний разговор Майи с кузеном по телефону. – Я тебя одну никуда не могу отпустить, и не мечтай.
Майя довольно улыбнулась, будто ей сделали комплимент.
– Так мы поедем к Кузе вместе?
– Поедем, раз ты считаешь, что он может нам дать информацию.
– Я ему позвоню сейчас.
– Полночь!
– Да у него только день начинается!
Поколебавшись, Кис включил сотовый и протянул Майе. Все равно она уже звонила с него, что есть совершенно неправильно… Да поздно махать кулаками после драки.
Она набрала номер. Пьяный баритон кузена отчетливо донесся до Алексея: «А, привет, хулиганка! Слушай, хорошо, что ты позвонила! Я решил тебя моим имиджмейкером сделать! Это же гениальный ход! Как ты додумалась, сестренка? До сих пор успокоиться не могу, что самому в голову не пришло, – умыкнуть человека в прямом эфире! Какая реклама! Пойдешь ко мне работать? А, слушай, я серьезно, ты же сама жаловалась, что надоело дома сидеть, так давай…»
Майе с трудом удалось вставить несколько слов и договориться о встрече на завтра. Она положила телефон на стол и взяла Алексея за руку.
– Скажи мне, все будет хорошо?
– Обязательно. – Он не убрал свою руку.
– А сейчас спать?
– Спать.
– Спокойной ночи, Алеша, – сказала она, все еще не выпуская его руки.
– Спокойной ночи…
Пауза. Майя смотрела на него, словно почувствовала, что он хотел что-то добавить.
– Ты… Ты не боишься спать одна? – выговорил Кис.
– Боюсь.
Пауза длилась. «Решись!» – говорили ее глаза.
Наконец, он с трудом произнес:
– Не бойся. Я буду рядом.
Она усмехнулась и ушла.
Он остался сидеть у компьютера. Ему было стыдно за свою слабость. Только он никак не мог понять, в чем она, слабость: в том, что он хочет быть с ней, или в том, что он не смеет быть с ней…
