— Товарищ капитан, на кухне борщ и каша. Уж шестеро вставали подкрепиться и дальше спать ложились. Там помощник повара дежурит, подкрепитесь. Через час подъём будет, не успеете.
— Почему подъём в полночь? – спросил Шереметьев, наматывая подсохшие портянки.
— Не знаю, товарищ капитан, – пожал тот плечами. – Приказали. Хотя повар говорил, что ночью самолёты прилетят, за вами, наверное.
Подойдя к палатке, капитан тихо поднял часть офицеров батальона, давая остальным досмотреть последние сладкие сны до подъема, и повёл зевающих командиров сперва к небольшому озеру, где они обнаружили довольно пофыркивающего пловца и, умывшись холодной водой, направились к кухне.
У полевой кухни, сидя на ящике, действительно подремывал боец в белом переднике. Он проснулся от шума шагов, вздрогнул, протер глаза, вскочил на ноги и, быстро подсчитав количество едоков, налил в миски борща, нарезав тонкими ломтиками ржаной хлеб. Потом он включил тусклую лампу под навесом, где находились столы, в полной темноте её вполне хватало, чтобы спокойно поесть и не быть обнаруженным.
Пока офицеры, сидя за одним из столов, с немалым аппетитом занимались уничтожением борща, причём на середину стола была выставлена миска со сметаной, поразившей офицеров своей свежестью, помощник повара наложил им каши и стал наливать компота в кружки.
По конец обеда, когда некоторые уже, сыто отваливаясь от стола, брали кружки с компотом, с удовольствием щурясь, попивая сладкий напиток, показался пловец, которого они видели на озере. К большому их удивлению это был майор Фролов в одних галифе, он, на ходу вытирая полотенцем шею, велел помощнику повара:
— Компоту мне… Доброй ночи, товарищи офицеры. Приятного аппетита.
Не слушая ответного бормотания, он принял полную кружку с одной водичкой и в два глотка выпил её до дна.
У одного из танков было видно шевельнувшуюся тень. Это был сержант Борисов, который не оставлял своего поста по охране командира подразделения. Этого молчаливого осназовца уже знали все танкисты.
— Товарищ майор, – как бы невзначай сказал Шереметьев, – тут слух прошёл, что этой ночью самолёты ожидаются. Мол, нас должны перебросить обратно и вернуть в нашу бригаду.
Мельком посмотрев на часы, Фролов невозмутимо сказал: – Вашим слухом является рядовой Дёминов, часовой у вашей палатки, который подслушал во время ужина разговор повара с помощником… Но тут он не ошибся, через два часа должны прийти пятнадцать бортов за вами. Чтобы забрать одним рейсом. Подполковник Маргелов и лейтенант Лучик пять часов назад выехали в поисках подходящего для посадки поля. Уже приезжал посыльный и привёз координаты временной площадки. Через тридцать семь минут у нас подъем, потом плотный ужин, по–гвардейски покормим перед расставанием ну и попрощаемся.
— А почему по–гвардейски? – спросил старший лейтенант Агафонов, командир первой роты.
— Потому что двадцать пятого мая, то есть сегодня в обед, лично товарищем Сталиным был подписан приказ о присвоении звания гвардейских частям генерал–майора Титова и майора М, – с лёгкой улыбкой пояснил Фролов.
Тут же посыпались поздравления. Момент действительно был значимый: на фронтах было не так уж и много гвардейских частей.
— Про дальнейшие планы не буду спрашивать, всё равно не скажете, но я надеюсь, что мы ещё встретимся, – протянул руку Шереметьев.
— Конечно, – кивнул майор, тоже вставая.
Чуть позже были подъём и суета просыпающегося лагеря, потом торопливый сбор после плотного ужина, гвардейцы действительно покормили их хорошо, и погрузка в грузовики. Что запомнилось Шереметьеву, так это то, что к нему подошёл капитан Малкин и, стараясь перекричать рёв авиационного мотора, передал три туго набитых вещмешка, сказав, что это подарок от командира.
Потом был долгий перелёт, пока, наконец, не последовала довольно жестокая посадка. По кочкам и ямам Шереметьев понял, что их возвращали туда же, где и забирали, то есть на позиции родного батальона. Пока мотострелки строем шагали в сторону расположения своего батальона, танкисты, разбившись на небольшие подразделения, направились в сторону штаба бригады. Там уже ждали. Штабные офицеры направляли подразделения туда, где их ждали боевые машины, что вот уже два дня стояли без экипажей, а вот Шереметьева Батя, командир бригады, и офицеры штаба задержали, требовательно спросив, правда ли они действовали в тылу немцев.
— Расписку о неразглашения с нас не брали, – усмехнувшись, сказал Шереметьев. – Да я ещё у Фролова спросил, тот только посоветовал особо не завираться. Так что расскажу. Можно.
Один из танкистов молча занёс в помещение штаба один вещмешок и положил его у стены, звякнув стеклом.
— А это что? – спросил Батя.
— Подарок от майора Фролова, – пояснил капитан, беря вещмешок. – Что внутри, я сам не знаю… О, французский коньяк и шоколад! Трофеи.
— А что за Фролов? – откупорив одну из бутылок и разлив коньяк по кружкам, спросил начальник штаба бригады. – Не слышал о таком… Ну что, за возвращение?
Офицеры выпили.
— Майор Фролов – командир моторизованной группы, под командование которого мы поступили. Вам, товарищи офицеры, он более известен, как дважды Герой Советского Союза майор М.
Последние слова Шереметьев сказал торжественно, с удовольствием наблюдая за изумлением своего начальства. Начальник разведки бригады, который слегка запоздал и пил штрафную, закашлялся, отчего Батя несколько раз хлопнул его по спине.
— А вот это уже интересно, – сказал комбриг. – Он действительно такой отчаянный, как пишут про него в газетах?
— Там нет и доли процента того, чего видел я. Так вот что я вам скажу, и моё мнение подтвердят все офицеры батальона и простые бойцы. Фролов один из лучших командиров подвижного боевого соединения, которых я видел за эту войну. Он за час в уме планирует до десятка операций, отправляет в бой подразделения и внимательно следит за результатами, мгновенно реагируя, если что идёт не так. Но последнее редко происходит, все операции продуманы. Сам я не видел, но бывало, что впереди жирная цель, которую легко уничтожить, но Фролов приказал обходить её и не трогать немцев. Чуть позже выяснялось, что по тому или иному поводу он оказывался прав в своём решении.
— Вот как, – покачал головой командир бригады. – Расскажи‑ка ты нам всё с самого начала. С той минуты, как вы сели в самолёты.
Рассказ длился порядка трёх с половиной часов, снаружи уже давно рассвело, но Шереметьев ещё не закончил. В штабе собрались опытные офицеры, которые сходу оценили то, что им рассказывал один из лучших комбатов их бригады. То, что он рассказывал, действительно повергало их в шок всё больше и больше по мере рассказа. Давно были забыты пузатые бутылки с коньяком, лежал нетронутый шоколад, офицеры жадно впитывали то, что рассказывал
им капитан, представляя себя на его месте. Теперь они поняли, почему Шереметьев, считавшийся одним из лучших танкистов Украинского фронта, на счету которого более двадцати уничтоженных танков противника, так восхищается ставшим в последнее время всем известным майором М.
