Оптимизм и радость так и пёрли из Воронина, он разве что не подскакивал от нетерпения.
— Осмотрите и подготовьте технику к дальнейшему маршу. Нужно до темноты совершить шестидесятикилометровый рывок.
— Есть, разрешите выполнять?
— Выполняйте, – кивнул я и направился в сторону самолётов, которые уцелевшие техники готовили к использованию. Заправляли и пополняли боезапас пулемётов под присмотром наших бойцов. Только в бомбоотсеки грузили не бомбы, а всё то, что было нами захвачено за последние дни, включая на месте уничтоженного штаба немецкого корпуса. Причём сброс отключали, чтобы у лётчиков не появилось желания сбросить всё, что нами было с таким трудом наработано. Насчёт лётчиков, да, у нас их не было в наличии, но были пленные, немецкие. В данный момент Гурьев искал среди них добровольцев. На три „Юнкерса“ нам было нужно три пилота и один штурман.
В два „Юнкерса“ грузили из санитарной и других машин всех раненых, которые у нас успели скопиться за это время. Даже тяжёлых погрузили, хотя шансы доставить их до госпиталя были минимальны, а также документы, мои рапорты о делах мангруппы и пленного генерала. Вот последний очень возмущался, когда его пытались сунуть в бомболюк. Малкину это быстро надоело, генерал получил рукояткой пистолета по голове, его опутали верёвками и погрузили в отсек. Больше он не возмущался, только сонно причмокивал губами.
— Пятеро согласились, товарищ капитан, – подошёл Гурьев. – Один говорит, что знает, где наш аэродром.
— А вот этого не надо. Там наверняка зенитная засада. У госпиталя под Иванковым есть неплохое поле, должны там эти машинки сесть, вот пускай туда и летят. Там зениток наверняка нет, встретят нормально. Тем более я дал намек, чтобы сегодня ждали посылку от нас. Начинайте погрузку и предстартовую подготовку.
— Есть, – козырнул Гурьев и побежал к самолётам. Там как раз техники запускали моторы, проверяя, как они работают.
После погрузки самолёты по очереди взлетали и, поднимаясь ввысь, одной группой направились в сторону партизанского края. За каждым немецким лётчиком сидел наш боец из легкораненых. С винтовкой и карабином было в кабине не развернуться, поэтому каждому был выдан пистолет и на всякий случай по гранате. Их задача уничтожить пилотов, если они доставят их не туда.
Как только бомбардировщики стали едва видными, я повернулся к стоявшим рядом командирам и скомандовал: – От балласта избавились, поэтому заканчиваем собирать трофеи и уходим. Выдвигаемся через двадцать минут. Разойдись!
Пока командиры занимались своими подразделениями, а тыловые службы сбором и систематизированием трофеев под присмотром Малкина и Байбюка, я направился к стоявшим отдельной кучкой пленным, угрюмо дожидавшимся своей участи. Их было порядка тридцати человек под охраной пятерых автоматчиков–мотострелков.
Махнув рукой Юрьеву, нашему старшему переводчику, я подошёл к немцам, с интересом их разглядывая.
— Товарищ капитан, сержант Юрьев по вашему приказу… – подбежал переводчик, но я остановил его, приказав:
— Переводи им, что я скажу… Солдаты и офицеры Люфтваффе! – громко сказал я, Юрьев тут же стал гортанно переводить. – Согласно негласным правилам диверсионных подразделений, а у нас всё‑таки именно диверсионное подразделение, я должен приказать своим солдатам ликвидировать вас, как нежелательных свидетелей и солдат противника. Однако ваша добровольная помощь благоприятно повлияла на моё решение. Да и моя совесть офицера и командира Красной Армии не позволяет уничтожать вас, как скот, но и просто так отпустить вас я не могу. Поэтому я ставлю перед вами выбор, дав немного времени, пять минут. У вас есть два выбора: или расстрел, или пуля в ногу, и вы, будучи комиссованными по тяжёлому ранению, отправляетесь домой, к своим семьям. Мой фельдшер поможет вам с перевязочными материалами. Решение ваше, время для раздумий пошло.
Посмотрев на часы, я отошёл в сторону, а бойцы взяли немцев на прицел, напряжённо ожидая принятия решений. Через три минуты тридцать два солдата и офицера предпочли пулю в ногу, трое отказались.
Командир пятёрки мотострелков, достав из кобуры „люгер“ спокойно пустил каждому пулю в грудь после чего начал отщёлкивать в ноги остальных. Фельдшер, который как раз закончил со сбором медикаментов в лазарете лётчиков, поспешил к месту экзекуции.
Оставив их разбираться с этим делом, я под пистолетные хлопки и вопли раненых направился к своему штабному бронетранспортёру. Кстати, на аэродроме было взято ещё две этих полезных полугусеничных машины.
— Зря живыми их оставили, – сказал встретивший меня у штабной машины Малкин, глядя, как мотострелки, закончив с немцами, идут к своим машинам. Чуть позади их догонял фельдшер. Он снабдил техников и лётчиков перевязочными средствами, дальше пусть сами. – Каратели, мы ведь их в плен не берём?
— Не берём, – согласился я, оборачиваясь и глядя на раненых, лежавших на взлётном поле. – Но мне нужно было оставить их живыми. Была веская причина для этого.
— Можно узнать, какая? – поинтересовался начштаба.
— Я при них как бы случайно сказал, что мы двинем к Житомиру.
— Не поверят, товарищ капитан. Да и актёр вы так себе.
— Евгений, ты, конечно, отличный командир и просто великолепный начальник штаба, как я успел убедиться, но вот планирование операций тебе не дано… Пусть не верят, главное, чтобы хоть часть сил бросили проверять эту информацию. Я обмолвился в разговоре о двух деревнях со стороны Житомира, они обязаны будут проверить эту информацию. Но простых солдат туда не пошлют, это смерти подобно, если они столкнутся с нами, только мощную моторизованную часть, что сможет драться с нами на равных. Чем сильнее они разбросают свои манёвренные группы в наших поисках и тратят ресурсы техники, тем лучше для нас… Всё, начать движение.
— Начать движение! – тут же громко продублировал начштаба и тоже полез в бронетранспортёр, только не в кабину, там было одно пассажирское место, а в кузов к радисту и пулемётчикам.
Развернувшись, колонна направилась по дороге в сторону Житомира. Но через пять километров свернула на другую дорогу и уже направилась к главной нашей цели на ближайшее время. Киеву.
Проехав ещё буквально несколько километров и найдя уединённое место для временной стоянки, его передовой дозор на мотоциклах обнаружил, мы остановились. Пока пассажиры оправлялись, а водители проверяли состояние матчасти, бойцы хозотделения под присмотром старшины Байбюка наносили на машины новые эмблемы и меняли знаки частей. Всё уже было подготовлено, осталось только сменить старые эмблемы на новые. Поддельные документы тоже был на руках у бойцов–переводчиков, что изображали немецких офицеров.
Через полчаса мы продолжили движение, разделившись на ближайшем перекрестке на две колонны, и каждая последовала своим маршрутом. Бронегруппа лейтенанта Воронина с эмблемами моторизованного корпуса, штаб которого мы уничтожили, в сопровождении пары мотоциклистов и трёх грузовиков пошла по параллельной дороге. Мы же по основной, пользуясь тем, что нас не сдерживают медлительные танки и бронетранспортёры, рванули вперёд. У каждой группы стояла своя задача. В данный момент у нас были нанесены эмблемы охранного батальона, что дислоцировался в Киеве. Одним словом, вперёд, на Киев.
