Шли с некоторым крюком, я таки решил навестить второй аэродром, где базировалась основная часть бомбардировщиков и оставшаяся истребителей. Всё равно „почти“ мимо шли.
Мангруппа встала от летунов в пяти километрах, я тут же выслал к аэродрому разведку. Первая неприятность – истребители находились на своих местах, под маскировочными сетями, но вот бомбардировщиков не было. Также разведчики сообщили, что охрана у аэродрома усилена. Там была батарея Флак-20, две противотанковые пушки, взвод охраны и взвод вспомогательной полиции для усиления. Шесть пулемётных позиций, два миномёта. Крепкий орешек этот аэродром. С учётом того, что со всех сторон его окружали поля – аэродром находился на окраине небольшой деревушки, где расположились лётчики, а техсостав и охрана ночевали в палатках – атака, как считали немцы, была обречена на провал.
В данный момент снайперы, задача которых уничтожение противотанкистов и расчётов зениток, выдвинулись на позиции, им в густом прошлогоднем бурьяне несколько километров ползти на брюхе, чтобы занять позиции уверенного поражения. Именно на снайперах и танкистах лежала задача уничтожения обороны аэродрома и как летного, так и технического состава. Не всего, естественно.
— Интересно, почему у немцев смешанные авиаподразделения? – задумчиво спросил Малкин.
— А это не простая часть Люфтваффе. Это карательное подразделение, которое действовало в Белоруссии. Там партизанское движение началось ещё в сорок первом. У немцев пока на фронтах господство в воздухе, хотя наши соколы и пытаются это переломить, вот они и позволили себе создать это подразделение под общим командование некоего майора Клюзе для карательных действий в своём тылу, переподчинив его охранным подразделениям. Ну а когда возник партизанский край, их перебросили сюда, не трогая линейные части Люфтваффе. На этом аэродроме есть ещё и разведывательные самолёты, один сейчас над партизанским корпусом мониторит обстановку, два на аэродроме.
— Вон оно как.
— Приказ Воронину, – обернувшись, велел я радисту, что стоял рядом с переносной радиостанцией. – Начать операцию.
— Есть! – откликнулся тот и тут же забормотал в микрофон, передавая кодовые слова Воронину.
Где‑то вдали, примерно в километре от нас взревели моторы танков. Чуть позже шум начал стихать.
— Ушли, – прислушавшись, сказал Малкин, убирая бинокль в чехол.
— Это да, – согласился я. Сам я смотрел простым глазом, левая рука у меня висела в косынке. Ранение было не тяжёлым, кость не задета, мясо только, но и это было плохо. – Возвращаемся к колонне и идём следом.
Шли мы с машинами обеспечения и артиллеристами. Основные боевые подразделения находились там, где сейчас грохотало и в небо поднимались чёрные дымы от горевшей техники.
Двигались мы с Малкиным на нашем штабном грузовике, вместе со взводом управления, потому как даже свой бронетранспортёр я отдал для атаки аэродрома. В этот раз непосредственно в бою я не участвовал, дав возможность отличиться другим командирам. В данный момент Воронину. У меня на него на сегодня ещё были планы, поэтому я и дал ему возможность самореализоваться. В будущем это пригодится. Хорошо, когда командир уверен в себе, в своих силах и своих бойцах. Лейтенант уже передал, что можно подъезжать спокойно, боевые охранные подразделения ликвидированы, и идёт зачистка, поэтому наша колонна не останавливаясь, не ожидая окончания боя продолжила движение к аэродрому. Вдруг на бреющем, оглушив нас рёвом моторов, с набором высоты начал уходить в сторону немецкий авиаразведчик. Который, видимо, возвращался на дозаправку и увидел, что творится на аэродроме.
— Колонна стой, зенитчики, огонь! – заорал я.
После налёта на штаб механизированного корпуса с боезапасом к зениткам у нас было туго. Честно скажу, расстреляли те всё до железки, но после отхода, пересекая по одному из мостов реку, мы захватили батарею флаков, однотипных тем, что были у нас. Взяли мы две зенитки, доведя, наконец, батарею до полного штата. Оставшееся вооружение мы уничтожили, а также пополнили боезапас, так что встретили авиаразведчик наши зенитчики четырьмя автоматическими пушками.
Зенитчики не сплоховали, да, они как‑то пропустили появление немца, но тут почти сразу открыли огонь из трёх установок. У нас было четыре зенитки, но для последней пока не был подобран расчёт. Просто не было людей, подготовленных для этого. После вчерашней большой практики стрельбы из этих установок, хоть и по наземным целям, наводчики взяли на прицел медлительный разведчик, который пытался уйти в сторону, и открыли огонь короткими очередями, подправляя прицел. Почти сразу от самолёта отлетела какая‑то деталь, срезанная очередью автоматических пушек, а потом на нём скрестилось сразу две трассы, и он рухнул на землю, загоревшись. Взрыва не было. Никто не выжил, высота была сверхмалой для прыжка с парашютом.
— Продолжить движение! – скомандовал я.
Когда мы проезжали через деревушку, то увидели, что три хаты горели, в некоторых дворах суетились наши мотострелки и разведчики. Снайперов не было видно, они продолжали контролировать взлётное поле. Проехав деревушку, зачистка там заканчивалась, передовая машина не останавливаясь поехала дальше, а вот вторая, на которой ехали мы, остановилась у танка Воронина. Экипаж, работая ломом и кувалдой, восстанавливал повреждённую гусеницу.
— Пушка? – спросил я у лейтенанта, осторожно покидая кабину машины. Любое резкое движение отдавало стреляющей болью в руке, поэтому я старался
не тревожить рану.
Лейтенант стоял на корме танка и отдавал приказы в микрофон, не теряя контроля над подразделениями на поле боя. Мне это понравилось, и я довольно кивнул.
— Никак нет, товарищ капитан, – откликнулся сержант Кривошеин, старый товарищ и наводчик на машине Воронина. – Когда давили тот „мессер“ то повредили трак, а тут на ровном месте при развороте и разулись с левого борта.
— Понятно, – кивнул я, с интересом разглядывая четыре целых „Юнкерса“ что стояли в стороне. Один продолжал дымить правым мотором. Ещё два обломками лежали в стороне. Похоже, их расстреляли в воздухе и они рухнули на взлётное поле.
Высадив меня, штабная машина поехала дальше следом за основной колонной. Что делать дальше, Малкин и командиры тыловых подразделений знали, я их хорошо проинструктировал, поэтому они, не теряя времени, приступили к выполнению порученных им заданий.
В это время Воронин освободился и, спрыгнув на пыльную землю, подскочив, лихо бросил руку к виску и отрапортовал:
— Товарищ капитан, ваш приказ выполнен. Аэродром захвачен, самолёты, часть технического и лётного состава захвачены целыми, остальные уничтожены в результате скоротечного боя. Два самолёта пытались подняться в воздух, но были уничтожены из танковых орудий.
— Вы что, по взлетающим „Юнкерсам“ из пушек садили? – удивился я.
— Так точно. А что, они только–только оторвались от взлётной полосы, и слепой не промахнулся бы. Осколочными влепили, они и осыпались обломками.
